Cфера притяжения Алексея Малика

Алексей Малик тяготеет к составлению лирико-эпических произведений, к сюжетности, однако язык его живописи трудно поддается переводу на язык слов. Его язык — подвижная экспрессия контрастных цветовых пятен и линий, непринужденные переходы от предметности к абстракции, экспромты и метаморфозы пластики письма, взрыв личностных рефлексий и всплеск произвольных ассоциаций, все новые и новые нюансы в значениях вполне определенных понятий. Его живописные произведения отмечаются взвешенностью композиционного построения, интенсивностью локального цвета, подчеркнутой декоративностью, порой напоминают картоны витражей, порой гобелены, порой серию цветных линогравюр. Исследовательской участком его творческого движения есть не столько портретность изображения или типичность обстоятельств определенного действия, как межличностные отношения рисуемых, характер связей между ними. Творческое кредо: «Предмет моего внимания в искусстве — человек и среда его обитания. Приоритет отдаю внутреннему содержанию над внешним...» — описывает гуманистическую направленность его творческих поисков. Мы встретились в мастерской художника во время его персональной выставки в одесском арт-кафе «Сальери» (февраль 2013).



Владимир Кабаченко: Алексей, твоя выставка называется «В сфере притяжения — любовь», с чем это связано?



Алексей Малик: Здесь можно проследить несколько аспектов. Во-первых, это образы, которые притягиваются друг к другу, образы, которые взаимодействуют. Это, конечно, влюбленные. Во-вторых, это образы, близкие мне лично, к которым тяготею я. Все работы связаны с этой силой притяжения, это может быть мужчина и женщина, это могут быть и предметы быта, между которыми существуют подобные связи, это и другие сюжеты, в которых эта тема имеет развитие и продолжение...



В.К.: И каждый раз взаимно?



А.М.: Нет, спасибо, что подсказал. Тема взаимности в отношениях была для меня важной некоторое время назад. Все картины я подвергаю режиссуре и стилизации, я не пишу постановочные с натуры. Мне важно впечатление от натуры, мысли, которые возникают по ее поводу, эти переживания ведут к определенным трансформациям образов. Так было, я хотел чтобы эти образы были светлыми, эти отношения гармоничными, взаимное притяжение обязательным («Песня о бумажном кораблике», 1999 год, «Дуэт», 2006 год). Но с какого-то момента мне это стало надоедать, я почувствовал, что этот подход однобок, и решил — а зачем себя ограничивать, ведь жизнь пропитана противоречиями (и сегодня и всегда это было) от политики до быта – есть и любовь, и ненависть. Одно без второго не существует. Поэтому в проекте «В сфере притяжения — любовь», есть тезис, а есть и антитезис: картины «Ромео и Джульетта», «Партнеры», «Любит – не любит?». И т. д. От умиления, идеализации до фарса…



В.К.: Изменчивость формы, трансформации предмета изображения, постоянные искажения связей между предметами накладывают свой отпечаток на содержание произведения, сущность того, что собственно происходит. С другой стороны — метаморфозы формы возбуждают воображение зрителя, усложняют «прочтение», вызывают неоднозначное восприятие произведения искусства. Что это для тебя — сознательный ход, или досадная несовершенство художественного выражения, или обычная недосказанность?



А.М.: Для меня это сознательный подход, эксперимент, определенная недосказанность, свобода выбора для зрителя (пусть подумает…), противопоставление устоявшейся однозначности. Как и то, что изменчивость формы — это противопоставление консервативному застою... Постоянное движение — статичности. Суть жизни в движении, изменчивости. В искусстве мне нравится импровизация, динамика исполнения, «джазовость». К этому и стремлюсь.



В.К.: Думаю, не станешь отрицать, что как художник ты сформировался в Одессе, несмотря на то, что профессиональное образование получил в Харькове и между художественными традициями этих городов есть существенные различия. Одесская школа сегодня, как и сто лет назад, отмечается множеством творческих поисков, объединяет творческие работы разных по стилистической направленности, традиционно существует определенная преемственность творческих поколений, а как складываются у тебя отношения со школой?



А.М.: Я сформировался как художник в Одессе. Приехал в Одессу молодым художником, еще не определившись окончательно в каком направлении идти, не представляя, что это — Одесса, чем является ее художественная жизнь. И уже на месте покорял эти горизонты, погружался в это пространство. Безусловно, имел какие-то предпочтения, интуитивные стремления, что-то мне нравилось, что-то — нет, но я увидел целый пласт культуры, близкой моим вкусам того времени. Понравилась, в частности, твое творчество, творчество какой-то части наших с тобой ровесников, творчество старших по возрасту мастеров. По языку, по мироощущению нашел себе близкое и в одесской среде я не почувствовал себя одиноким. Позиционирую себя в искусстве с авангардом в большей мере, чем с традиционализмом, хотя во время учебы вполне серьезно постигал академический опыт мастеров советской школы, их профессиональные секреты, навыки — я это получил. Одновременно почувствовал — мне этого не достаточно, меня это не устраивало. С этого момента — завершения обучения, начал свой творческий поиск. Меня радовали успехи коллег, не могу отрицать некоторое влияние их на свое творчество, но было и внутреннее сопротивление — считаю, что не должно быть никаких кумиров.



Место школы с такой позиции важно, но не является единственно главным. Школа — фундамент художественного мировоззрения, база для дальнейшего самоопределения. Можно быть учеником Сергея Герасимова или Марка Шагала — и остаться учеником на всю жизнь, лишь учеником... Задача художника — определить свое творческое лицо, а не пользоваться языком своего учителя. И тут надо идти дальше, оттолкнувшись от «школы»…



В.К.: Итак, бойся человека, прочитавшего только одну книгу?



А.М.: Если ты имеешь ввиду односторонность образования, то да. Сегодня важно представить возможность для студентов постигать различные мировоззренческие художественные системы.



В.К.: Сегодня значительный слой наших земляков позиционирует только себя с одесской школой живописи, уверяют в своей профессиональной способности себя и поклонников изобразительного искусства, причем зачастую без веских на то оснований. Холст, масляная краска — и это уже живопись! И если у тебя в руках кисти — уже имеет основания считать себя живописцем! К живописцам причисляют себя все, кому не лень. С другой стороны настоящее состояние культуры нашего сообщества не позволяет спросить прямо — а какое отношение к живописи, как высокому искусству, имеют такие мастера — это вызывает искреннее возмущение, еще бы — стою на страже своих прав! Размытость границ между видами искусств, неопределенность оценочных критериев, вялость профессиональной критики позволяют им вполне комфортно себя чувствовать в нынешней ситуации, а возможность получать деньги за свой труд — считать себя профессионалами. Это касается не только живописи, листаем страницы каталога скульптуры и ловишь себя на мысли — и это скорее напоминает декоративно-прикладное искусство. Кажется, что вскоре последним бастионом классического искусства может остаться станковая графика...



А.М.: Досадно, но в Одессе нет прочной традиции в области графики и скульптуры, есть единицы, есть интересные мастера, но это скорее исключение из правил, чем полноценная творческая среда. Совсем иначе это выглядит в других культурных центрах Украины. И дело, на мой взгляд, не столько в одесской ментальности, сколько в отсутствии профильного вуза, который охватывал бы эти отрасли. Есть художественное училище с давними и хорошими историческими традициями, которые воспринимаю, как достаточно консервативные. Когда мне пришлось там работать — стало ясно, что сдвинуть там что-то в сторону современности практически невозможно... почти все осталось, как в советские времена. Это застой, ориентированный только на реалистическую живопись (все остальное – второстепенно). Иначе выглядит ситуация в других городах. Возьмем Львов или Киев — там есть художественные академии, охватывающие все отрасли изобразительного искусства, начиная от станковой и монументально-декоративной живописи, станковой и книжной графики, плаката, дизайна интерьера, промышленного дизайна, промышленной графики, и заканчивая костюмом, историей искусства и т. д.. Это Вузы с более значительным спектром возможностей, нежели в Одессе. Если есть такие учебные заведения, воспитываются кадры, работает конвейер — то есть постоянный приток людей, которые этим занимаются, появляются новые мастера... Подобная ситуация и в Харькове. В Одессе, к сожалению, сложилась иная ситуация — в нашем регионе много талантов, которые вынуждены учиться в других центрах, и порой там и оставаться...



В.К.: Потому одесситы «стоят на воротах в красных сапогах» и нахваливают свое училище! Действительно, если Кириак Костанди учил Павла Волокидина, Павел Волокидин учил Николая Шелюто, Николай Шелюто учил Константина Ломыкина — передавая мастерство из рук в руки непрерывно, в течение длительного времени, в стенах одного учебного заведения — это уже напоминает эпос... За тем местом, которое занимает это учебное заведение в истории художественной жизни города, ни один из одесских ВУЗов нельзя сравнить с училищем.



А.М.: В какой-то степени это поле заполняет художественно-графический факультет Одесского педагогического университета им. Ушинского, благодаря судьбе, я там преподаю. В университете были и есть интересные художники-преподаватели, творческие личности, которые исповедуют даже разные художественные подходы, при этом толерантны по отношению к иным точкам зрения коллег. Но, это все же -педагогическое учебное заведение, системного художественного образования оно не может дать в полном объеме. Сейчас в Академии архитектуры появился художественный институт, где преподают наши коллеги — дай Бог, что бы все у них получилось, и институт существовал. Потому как это все не так просто — в Одессе уже была Академия искусств, три года просуществовала, а дальше — нет финансирования и на этом все замечательное закончилось.



В.К.: Алексей, а чем для тебя лично является преподавание — формой существования в искусстве, способом заработать деньги, возможно, есть и другие мотивы?



А.М.: Да, это форма существования в искусстве, и, в частности, возможность отслеживать и влиять на процесс обновления художественной мысли. Кроме этого, преподавание заставляет меня быть постоянно в «форме», исследовать и совершенствовать художественную практику. Если художник только рисует в мастерской, но не преподает – творческий процесс происходит в нем чаще интуитивно, а преподаватель обязан осознано и работать, и отвечать на вопросы учеников. Благодаря педагогическому опыту я этому научился. Как художник, постоянно работаю в учебной мастерской и в творческой. Последнее увлечение, которое я для себя открыл – проведение арт-конкурсов среди творческой молодежи, огромный потенциал еще не освоен и надеюсь – принесет еще плоды.



В.К.: А чем является контакт со студентами?



А.М.: Бывают разные студенты. Если ориентироваться на тех, у кого есть потенциал, то здесь контактируешь уже с личностями, которые через каких-нибудь пять лет станут коллегами, и это очень интересно. Интерес во взаимообогащении — ты отдаешь ученику свой опыт и видишь, как у него он прорастает и возвращается к тебе порой с другой совершенно неожиданной стороны, и тут не грех поучиться и у них, т.е. идет взаимное обогащение.



В.К.: Художник работает над произведением под заказ или не имеет такого заказа, получает общественное признание своего творчества или нет, воспитывает будущих художников или работает в издательстве — в какой области, для кого, для чего ты это делаешь сегодня? Проходит десяток-другой лет и изменяется понимание определений «академизм», «авангардизм», отношение к этим направлениям, но остается неизменным понятие «школа». Как ты представляешь себе идеал таких отношений, как это складывается на самом деле?



А.М.: Состояние школы тридцать лет назад, когда мы с тобой были студентами, отмечался достаточно высокого уровня профессиональной подготовкой, хотя и достаточно односторонне реалистической. Сейчас, я думаю, подготовка студентов должна быть иной. Студент должен иметь выбор. Существуют общие для всех основы композиции, цветная грамота, объединяющие все стилевые направления в искусстве в единое целое. Есть студенты, которые овладели этими базовыми знаниями, что позволяет назвать их профессионалами и есть другие — которых можно назвать лишь художниками-любителями. И не имеет значения – будь ты абстракционист или реалист, называешь себя авангардистом или традиционалистом.



В.К.: А каким бы ты хотел видеть своего зрителя?



А.М.: Хочу видеть своего зрителя понимающим. Наблюдал неоднократно за реакцией посетителей выставки – зритель часто не готов к восприятию, не хватает элементарных знаний…



В.К.: А как происходило твое творческое становление в Одессе, чем является для тебя живописная творчество сегодня, есть ли планы на будущее?



А.М.: В свое время, когда я только приехал в Одессу, занимался плакатом и в союз художников вступал как график-плакатист. Я и сегодня не считаю это второсортным искусством, как многие считают в Одессе — это тот пласт, который у нас не разработан, опять-таки, извините, по сравнению с Харьковом. Позже, начав преподавание в Одесском училище, почувствовал необходимость определить для себя — кто же я, если преподаю живопись. Это меня подтолкнуло к переосмыслению приоритетов, это был толчок в сторону живописи. Графикой не имел возможности заниматься полноценно, хотя и имел желание — не имел мастерской, не имел станка. А когда появилась мастерская — уже не имел желания. К тому же появились компьютеры, новые возможности, новые технологии — переключился на это, не возвращаясь уже к офортному станку. Компьютер — инструмент не менее весомый, чем кисть или краска для художника. Далеко не каждый способен к компьютерному творчеству — нужно мышление дизайнера-художника, художественный вкус, знание специфики композиции, цветоведенья… И сейчас делаю плакаты, буклеты, каталоги и другую графическую продукцию, и мне это так же интересно, как и живопись или рисунок красками и карандашом, потому что все это — творческий продукт. А теперь к планам — есть такой вопрос! В живописи, как и в жизни, я — импровизатор. Четко определенных планов не имею — через год я сделаю то-то, а через два года буду делать это — такого нет и быть не может, ведь все планы корректируются жизнью. Есть одно — желание творить. Сущность творчества в том, чтобы создать продукт и донести его до зрителя, поэтому не пишу картины только ради благодарности клиента. У меня нет мецената или заказчика на живопись, кроме меня самого. Я сам заказчик и исполнитель в одном лице. По сути, занимаюсь творчеством ради постижения собственного «Я».



Докопаться до своей собственной творческой сути и… поделиться этим со зрителем. Если это случается, тогда наступает момент счастливого удовлетворения – катарсиса. Акт выставки — это все равно, что разрезать себя пополам и показать внутренности всенародно, не очень это приятно, с одной стороны. Но, с другой стороны, это нужно делать для того, чтобы услышать отзывы о том, что ты сделал, и осознать свои результаты и, в конце концов, сделать шаг вперед.



В.К.: Итак, путь к персональной выставки живописи шел через графику, в частности плакат, определенный отпечаток оставили и преподавания в училище, а затем в университете, общение со студентами и коллегами. Рассмотрим более детально обстоятельства на современном этапе – как проходит процесс сотворения произведения, как ты относишься к работе над натурным материалом?



А.М.: Для меня важно от натуры получить тот импульс, который меня спровоцирует на творчество... Важна та натура, которая вдохновляет. Натура – дура, художник молодец… Натура только повод для дальнейшего сотворения. А письмо с натуры, как тренинг культуры восприятия, я постоянно практикую в учебных постановках ...



В.К.: Постоянно работаешь вместе со студентами?



А.М.: Да, в учебное время... Кроме того, наблюдаю этот процесс: студенты зачастую не умеют скомпоновать формат, не используют возможности цвета, не могут завершить, не знают где и когда поставить акценты — я время от времени это просто показываю, слежу за их движением в исполнении работ.



В.К.: А насчет пленэрной практики?



А.М.: Этюды с натуры на пленере — это мне интересно как подготовительный материал для дальнейшего использования в композициях и не более.



В.К.: И никогда не возникало желания написать ломоть спелого арбуза и бутылку зеленого стекла на белом столе — и все это на воздухе, на солнце, в реальном пространстве?



А.М.: Возникает, но... мне этого мало, да и все это уже переделано многими неоднократно. Мне неинтересно иллюзорное пространство как таковое, я не имею восторга от «восходов» и «закатов». Экспериментирую с противоположным — плоскостным, образно-утрированным изобразительным полем. Интереснее для меня эмоционально-цветовой строй изображения, смысловое содержание, иносказание, ритмические строи, отношения фактур, линий и пятен, новые слияние формы и содержания в единое целое... А эти достижения опосредованные — требуется определенное отстранение от натуры.



В.К.: Как часто возвращаешься к произведению: переписываешь, вносишь уточнения?



А.М.: Работаю по-разному. В последнее время пишу так, что не возвращаюсь. И к этому побуждают выставки. Когда готовишься к выставке, вызревает проект, времени всегда не хватает. Когда уплотняется время, не имеешь возможности долго играть с краской, максимально настраиваешься на конечный результат — полотно надо написать быстро. Это состояние сильного нервного напряжения, собираешься в кулак — и с Богом… Произведения, написанные таким образом, выглядят экспрессивнее, более естественными, созданными на одном дыхании... В других случаях, когда времени достаточно, пишешь много сеансов, возвращаешься к полотну через некоторое время, снова отставляешь… Иногда фиксируешь эти стадии фотоаппаратом — первый сеанс, второй, десятый, а потом смотришь на эти фото и видишь, что на пятом сеансе было лучше, чем на десятом. И думаешь — «А зачем? Надо было остановиться...». А когда работаешь быстро — срабатывает другое — то, что тебя дисциплинирует, и ты не успеваешь испортить работу. Не стоит возвращаться к тому, что уже прошло, лучше создать новое.



Беседу вел Владимир КАБАЧЕНКО.



Февраль, 2013 г.



Ознакомиться с работами Алексея Малика можно в Художественной Интернет-галерее на нашем сайте.

Реклама альбомов 300