Андрей Добролюбский. Одиссея одессита, или «что говорит! и говорит, как пишет!»

В середине апреля отметил свой шестидесятилетний юбилей доктор исторических наук, профессор Одесского Южноукраинского педагогического университета имени К.Д. Ушинского Андрей Добролюбский.

Главным событием юбилейный торжеств сам ученый посчитал выход в свет своей книги воспоминаний «Одессея одного археолога» (Санкт-Петербург, «Нестор-История», 2009). Именно так — «Одессея», через «е», ибо имя родного города наложилось на перипетии жизненной Одиссеи автора. Почему книга вышла в Петербурге? Постарались ученики, не теряющие связи с Андреем Олеговичем. Один из учеников, пожалуй, любимейший на сегодняшний день, Андрей Красножон, расшифровал диктофонную запись бесед со своим учителем на темы его личной, научной, повседневной и социальной жизни. Интервьюер явно очарован интервьюируемым.

Обаяние личности этого ученого действительно трудно переоценить. Харизматичная это личность. Соответственно и ведет себя: в жизни, в науке, в литературе. Книга, которую Андрей Олегович называет трудом всей своей жизни, написана очень свободно и откровенно. Причем откровенность присуща не только характеристикам людей и явлений, автор открыто говорит о собственных слабостях и просчетах, что, в общем-то, в мемуарной литературе не очень принято. С другой стороны, зачем писать неправду, поливать сиропом? Не стоило бы труда…

Стилистически «Одессея» определяется не без напряжения (зато читается на одном дыхании). Это и мемуары, и роман-стенограмма, то есть интервью, и развернутое эпическое жизнеописание, от рождения в машине отца по дороге в роддом, до сегодняшних дней. От гомеровской «Одиссеи» здесь — форма, 24 песни. Есть и другие литературные ассоциации, вплоть до Умберто Эко — приведены в предисловии от редактора-составителя в помощь досужим критикам. В конце имеется раздел обратной связи — отклики первых читателей, увидевших «Одессею» в рукописи. Среди них — профессор Лев Клейн, множество коллег и друзей.

Иные из них признаются, что шокированы некоторыми моментами, иные обращают внимание на то, что неправильно было бы придавать субъективным воспоминаниям значение набора фактов. Ведь память порой избирательна, и пусть не обижаются некоторые герои мемуаров, узнав, что в восприятии автора все выглядит тем или иным образом. Точки зрения могут не совпадать. Даже должны. Но все, кто прислал отзывы, были в них весьма доброжелательны. Имеется также именной указатель, в котором теща профессора Лурье соседствует с котом Хулентием и Александром Македонским. И поди разбери, «кто более истории-матери ценен…». Понятное дело, такой подход тоже может показаться кому-то возмутительным.

Солнечное одесское детство, дачные посиделки в хорошей компании, бурная университетская юность описаны столь живо, что чувствуешь себя в центре событий. Обычно в мемуарной литературе не бывает такого подробного культурного среза эпохи, вплоть до полных текстов популярных в Одессе застольных песенок, домашней игры в буриме, анекдотов и адресов злачных мест вкупе с перечнем надписей на бутылочных этикетках. А что, ведь молодому читателю ничего не говорят загадочные слова «Биомицин» и «Фокушор», а это тоже пласт культуры. Можно подумать, будто Андрей Олегович весь еще в семидесятых годах, но он обладает даром одновременного присутствия и в эпоху древних кочевников, и в дни основания Одессы. Вот что пишет он, к примеру, о Приморском бульваре:

«На бульваре находится археологический Клондайк. При раскопках у Воронцовского дворца еще в 1996 году впервые за более чем полуторавековую историю изучения памятника нам удалось выяснить, что самые древние слои, датированные серединой шестого века до нашей эры, находились именно здесь. Подобная сохранность архаических слоев — редкость для памятников северо-причерноморского ареала. Обнаруженные в ходе раскопок комплексы оказались на столетие древнее, чем все ранее известные здесь находки Диаманта и Стемпковского. Материал полез, как из рога изобилия. Черепья тонны. Откопали землянку, хозяйственные ямы… Было похоже, что мы нашли Гавань Истриан, о которой я толком ничего не знал, как, впрочем, и все остальные. Вскоре обнаружилось, что мы откопали также остатки Хаджибейской крепости. Особой результативностью отличались 1996 и 1997 годы. В те сезоны мы нашли турецкую крепость и античную землянку. Городские власти раскопкам совершенно не сопротивлялись. Затем мы переместили место раскопок ближе к Думе. В сезонах 1998-2000 годов копали чуть ли не под балконом тогдашнего городского головы Руслана Боделана, в гуще акаций и зарослей кустов. Охрана нас не замечала. Шурф под Думой производил сильное зрелищное впечатление своей глубиной. Но античного слоя мы не наши. Зато отыскали остатки хаджибейского поселка. Это был очередной и немалый научный успех. На следующий год вернулись под стены Воронцовского дворца.

Но это уже другая история. До сих пор по закону воспрепятствовать нашим раскопкам никто, в сущности, не мог. Потому что не было Закона об охране памятников Украины. В течение этих лет он рассматривался и бесконечно отклонялся Верховной Радой. Считалось, что действует старый советский закон. Но он не работал, потому что не может на территории суверенной страны действовать закон несуществующего государства. Короче говоря, юридическая ситуация оставалась более чем размытой и раскопки мы проводили на основании Договора с Институтом археологии НАНУ, согласовывая земельные работы с городскими властями. В 2000 году закон все еще не вступил в силу. Фактически за несколько предыдущих лет мы шурфовали Хаджибей на разных участках. И убедились, что античный слой имеется только на Приморском бульваре. Для того, чтобы к нему вернуться, требовалось очередное разрешение городских властей на проведение археологических работ в центре города, ведь поскольку наш памятник оставался незарегистрированным, земля принадлежала муниципалитету, наши работы приравнивались к земельно-строительным. В конце концов разрешение было получено в Специнспекции по благоустройству города.

На следующий, 2001 год Закон об охране памятников был наконец-то принят. В то же время, созрела необходимость обстоятельной публикации всех полученных в ходе многолетних раскопок материалов. Так появилась монография «Борисфен — Хаджибей — Одесса», вышедшая летом 2002 года. Помимо полной публикации материалов там вышла совершенно новая концепция истории и предыстории Одессы. И все же самым насыщенным по научным результатам и самым конфликтным оказался археологический сезон на Приморском бульваре в 2004 году.

Несмотря на существенные препятствия со стороны некоторых наших коллег, мы развернули работы в полном объеме. Разбив траншею на клумбе у Воронцовcкого дворца, мы сразу же нашли фрагменты расписной чернолаковой керамики второй половины шестого века до нашей эры. Потом была найдена гипсовая статуя пионера в противовоздушной щели времен обороны Одессы. Все античные ямы сверху перекрывали современные трубы. Сам факт демонстрации раскопок по местным и всеукраинским телеканалам засвечивал ситуацию и делал незаконной продажу здания как памятника истории и архитектуры. Поэтому у нас было много сложностей. Но в то же время мы получили доказательства того, что на прокладку коммуникаций поверх памятника античности все эти годы власти давали разрешения без проблем.

После всех треволнений я пришел к выводу, что мы тогда победили. Нашли слои середины шестого — начала пятого веков до нашей эры. Все найденные ямы относятся к двум строительным периодам, разница между которыми проходит в самом конце шестого века до нашей эры. Это соответствует времени похода персидского царя Дария на скифов в Причерноморье. Ни на одном античном памятнике Северо-Западного Причерноморья эта величайшая военно-политическая акция археологически не прослежена. Это единственный случай, когда, образно говоря, удалось схватить Дария за бороду…».

Потомственный ученый (прадед был семинаристом, а дальше в семье все сплошь профессора) с характером полководца, Андрей Олегович в течение своей жизни часто попадал в ситуации, когда приходилось иметь дело с серьезным противником, чтобы отстоять то, что дорого. Не нажить врагов такие люди не могут, как и не снискать почитателей. Главный «кайф» жизни для него — наука. Но это не значит, что чтение «Одессеи» доставит удовольствие только специалистам. Это прежде всего хорошая литература, позволяющая к тому же непосвященным открыть для себя мир жизни археологов, познающих на раскопках тайны мира, и при этом остающихся в чем-то предсказуемыми и уязвимыми людьми… Это хорошее чтиво, в процесс которого понимаешь: автор пишет, как говорит, да он, собственно и отвечает на вопросы редактора-собеседника.

«Если говорить о том оружии, которое я даю своим врагам, то меня это просто мало занимает. Не так их уже и много, большинство почило в бозе. Поколения сменились, меня уже знают лишь как скандалиста и хулигана, копающего без открытого листа. Впрочем, большинство моих читателей и сторонников воспринимают эту деятельность чуть ли не как культурный подвиг. А «доверие читателя» я намерен завоевать своей искренностью и чистотой помыслов», - говорится в конце этой для кого-то «возмутительной», а для всех без исключения увлекательной книги.

Мария ГУДЫМА.