|
 На главную страницу сайта |
Огромный резонанс не только в Украине, но и во всем мире вызвали сообщения о том, что в Любашевском районе Одесской области обнаружены массовые захоронения евреев, убитых в годы Великой Отечественной войны. Над тем, чтобы увековечить память этих людей, сегодня уже работают и любашевцы, и одесситы — вместе. Договор о сотрудничестве подписали главный раввин Одессы и области Шломо Бакшт и председатель Любашевской райгосадминистрации Анатолий Островский. Рав Бакшт особо подчеркнул, что считает "неприемлемым провести какую-то разовую акцию, на случайном месте установить некий памятный знак и… забыть об увиденном в Любашевском районе"…
В Любашевке, небольшом городке за полторы сотни километров от Одессы, есть кладбище, которое до сих пор называют еврейским. Оно заброшено, с первого взгляда понятно, что сюда никто не приходит, да и некому, в общем-то, приходить, — как и к старинным еврейским могилам неподалеку от села Ясенево. Это удивительное, какое-то очень светлое место: тишина, выжженная солнцем трава и вросшие в землю мацевы — такие же, как и те, под которыми обретали последний приют еврейские шорники, портные, сапожники, кузнецы… Да кем только они не были — евреи, поколениями жившие в Тульчине, Шаргороде, Бершади, Балте, Кодыме, Любашевке!
Во многих городах и селах Подолья местные жители и сегодня, объясняя дорогу, часто говорят: "А от, як дiйдеш до мєстєчка...". Есть такое же, свое "местечко" и в Любашевке. Почему оно так называется? Да просто потому, что когда-то здесь жили евреи — чуть ли не половина всего городка говорила на идиш. Жили, строили хаты, хозяйствовали, дружили и ссорились с соседями, пекли хлеб и сажали картошку, рожали детей, умирали. На надгробных камнях — как и следует, надписи на иврите, их пощадили время и солнце, и ветер. Да только прочесть их никто сегодня не может: евреев здесь практически не осталось; в самой Любашевке — только одна еврейская семья, очень пожилые люди; волна большой эмиграции начала 90-х унесла с собой тех, кто здесь еще оставался. Оставался тогда, когда из всего еврейского здесь если что-то еще и было, то разве что кладбище. Еврейская история здесь закончилась. Навсегда?
Говорят — все проходит, говорят — кровь и прах становятся землей и травой, говорят — время лечит все раны. Но есть среди них и те, которые нельзя залечить. Иначе зачем бы эта трава, эта земля сегодня открывали то, что казалось укрытым так надежно и так надолго, да и было укрыто — на шесть с лишним десятков лет…
"Доводится до сведения еврейского населения, что приказы, как изданные до сих пор, так и те, которые будут издаваться в будущем, касаются всех категорий евреев без исключения. В целях уточнения даются нижеследующие объяснения. К разряду лиц еврейского происхождения относятся:
1) Все те, которые имеют одного из предков по мужской или женской линии — еврея. Сюда же относятся и все те, которые исповедуют еврейскую религию, а также евреи разных сект, евреи-христиане (православные, католики, протестанты) независимо оттого, когда они перешли к исповеданию этих религий, и, наконец, те евреи, которые не исповедуют никакой религии.
2) Еврейские женщины, которые состояли или состоят замужем за лицами всякого другого вероисповедания или национальности, будь это замужество заверено гражданскими властями, церковными органами или любыми другими органами, согласно местным законам.
3) Все распоряжения, касающиеся евреев, имеют обязательную силу не только для евреев советского подданства, а для всех евреев, независимо от их подданства.
4) Распоряжения, касающиеся лиц еврейского происхождения, имеют силу на всей оккупированной территории.
Претор, подполковник Никулеску".
…Одесса еще сражалась. Еще вгрызались в землю ее солдаты — там, на Хаджибее и в Дальнике, где щетинились противотанковые рвы, в которые потом будут сбрасывать трупы убитых евреев. Еще ее жители выводили на позиции знаменитые "танки НУ" ("На испуг!") и строили из мешков с землей, брусчатки мостовых, опрокинутых трамвайных вагонов оказавшиеся ненужными баррикады, и мальчишки стремглав взлетали на крыши — тушить "зажигалки". Еще шли в рукопашную ее последние защитники — черноморские краснофлотцы — те, которых потом, в конце октября 41-го, заживо сожгут в бараках "пороховых складов". Сожгут вместе с евреями.
Одесса, еще не опоганенная клеймом "столицы Транснистрии", сражалась. А здесь, в Любашевке, уже начинался новый порядок. Война пришла сюда очень скоро, когда еще стояло лето — роскошное, томное южное лето, говорят, такое же жаркое, как сейчас. О том, что было дальше, помнят здешние старики. И — ничего толком не знают дети детей войны. Точнее говорят — не знали. До тех пор, пока неподалеку от села Гвоздавка при прокладке долгожданного газопровода в свежевырытой траншее не обнаружили человеческие кости. Тогда же глава Любашевской райгосадминистрации Анатолий Островский распорядился создать специальную комиссию, которая списалась с архивами — и украинскими, и российскими, и в ответ на свои запросы получила ряд документов, в коих фигурировал концлагерь, устроенный оккупантами в селе Гвоздавка-2.
Заместитель Островского Михаил Панченко с помощью местных учителей, старожилов, людей, которые еще живы и еще помнят, шаг за шагом заново восстанавливал страшную историю, о которой не то что забыли, просто… не вспоминали, хоть и стоят здесь памятные знаки, установленные полтора десятка лет тому назад одесскими исследователями Катастрофы — Борисом Гидалевичем (светлая ему память) и Леонидом Дусманом. Есть уж такое свойство у человеческой памяти — "затирать", вытеснять, хоронить где-то глубоко черное, страшное, больное. Свойство это, как говорят, зачастую спасительное, ведь вспоминать — значит, проживать заново…
Леонид Моисеевич был здесь совсем недавно — сразу после того, как Михаил Панченко обратился в нашу редакцию, рассказав о страшной находке и проведенной архивной работе и спросив совета, что делать дальше. Дусман, сам мальчиком вместе с мамой переживший гетто и концлагерь, говорит, что все понимает: прошло два, даже три поколения. А не вспоминали, да и просто не знали не только о Любашевке или Гвоздавке.
О тех же "пороховых складах", о Богдановке, Доманевке, Мостовом (эти места, которые после войны от Одесской отошли к Николаевской области, называют "Майданек на Бугом"), о том, что на украинском Юге оккупанты уничтожили четверть миллиона евреев…
Более полувека, вплоть до Горбачева и перестройки, закрытой была и тема нацистского геноцида евреев, и связанные с ней материалы. Они до сих пор еще ждут досконального анализа, эти документы, — и советские, в которых евреи — жертвы нацизма значились под общим определением "советские граждане", и оккупационные, в которых с бухгалтерской точностью фиксировалось, например, следующее: "на Дальницкую дорогу выгнано 159 тысяч 787 евреев… Гон евреев продолжается".
Этот отчет румынской жандармерии вышестоящему начальству датирован концом декабря 1941 года. А в апреле-мае 1944-го, сразу после освобождения области Советской Армией, свой отчет составляла Чрезвычайная государственная комиссия по установлению и расследованию злодеяний немецко-фашистских захватчиков и их сообщников:
"Исключительные по своей жестокости злодеяния немецко-фашистские захватчики совершили над советскими людьми в районах Богдановки, Доманевки и др. Убийства мирных жителей они обычно совершали в концентрационных лагерях.
В один из таких лагерей в совхозе "Богдановка" немецко-румынские оккупанты согнали свыше 55 тысяч советских граждан. Заключенные советские люди содержались под открытым небом и в свинарниках совхоза. Им не давали пищи и воды. Тяжелые антисанитарные условия стали источником массовых болезней. Люди умирали от голода, холода и болезней.
21 декабря 1941 года румынские жандармы приступили к расстрелу заключенных в лагере. Заключенные выводились под охраной к полуразрушенному строению, ставились на колени на краю обрыва и расстреливались.
С края обрыва убитые, а часто только раненные, падали на дно оврага, где был сложен огромный костер.
Расследованием установлено, что румынские палачи расстреляли в этом лагере около 52 тысяч мирных советских граждан и свыше 2 тысяч сожгли в бараках.
В том же Доманевском районе румынские оккупационные власти с 19 декабря 1941 года по 15 февраля 1944 года расстреляли свыше 22 тысяч советских граждан".
Первые акты Чрезвычайной комиссии по Любашевскому району датированы маем 1944 года. Из них следует, что уже в начале оккупации нацисты устроили, как водится, показательные акции устрашения:
в самой Любашевке расстреляли свыше 350 евреев, в селах Гвоздавка и Ясенево — более чем по сотне. Эти осторожные оговорки — "свыше", "более", "около" — не случайны. Точные цифры и сегодня доподлинно не известны — как и общее число погибших в гвоздавском концлагере. С ноября 1941-го в нем содержали местных евреев, позже — пригоняли этапы обреченных из других районов Украины и Молдавии.
"Комиссия по расследованию злодеяний немецко-румынских оккупантов по Любашевскому району Одесской области произвела раскопки противотанкового рва на территории сельсовета Гвоздавка-2. Ров длиною 40 м. Эти раскопки показали, что в противотанковом рву зарыто 2208 тел. Расстрел происходил в зиму 1941-1942 гг."
Официальные данные гласят: 2 тысячи 772 человека были расстреляны, 2 тысячи — умерли от голода и болезней. Можно ли считать окончательными эти цифры? Нет — однозначно уверены исследователи Катастрофы.
Распахнутое небо, поля в знойной дреме, пейзажи, в которых разлиты какая-то особая красота, особый неспешный покой… Такими увидели эти места сегодняшние одесские евреи — представители одесской еврейской общины "Тиква"-"Ор Самеах", молодые ребята из одесского Еврейского университета. Места, где идет обычная жизнь, где люди заняты обычными своими делами — так же, как некогда были заняты ими здешние Файманы, Сандлеры, Ротманы, Мееровичи. Сейчас это просто имена.
А были — люди. И — жизни. Жизни разные — но с такой похожей финальной точкой: "расстрелян", "умерла от голода", "причина смерти — тиф".
Кто сегодня сможет сказать, чьи останки — Файманов, Сандлеров, Ротманов, Мееровичей? — вновь и вновь открывает земля? Эти останки захоронили там же, где обнаружили, — на поле, где когда-то находился противотанковый ров: сюда сбрасывали трупы казненных или погибших от голода и болезней. Над ними прочитали молитву…
Таких братских могил в этих местах несколько, по крайней мере, шесть, — рассказывает Михаил Панченко, они разбросаны довольно далеко друг от друга. Некоторые — как та, где установлена памятная стела, — известны давно. Другие — ранее никем не учтенные — обнаружены совсем недавно. Есть и те, которые еще не найдены — только потому, что их не искали. Не нужно даже глубоко копать, кости открываются просто после сильного ливня, говорит Максим Французанов, студент Еврейского университета. Он и его сокурсник Леня Пастушенко провели в Любашевке несколько дней, сделали огромное дело, много общались со старожилами, точно на местности определяли, где же находятся захоронения, так что теперь могут быть настоящими проводниками по этим скорбным местам. Признаются, поначалу были просто в шоке, Максим сравнивает свои впечатления с тем, что уже видел в Освенциме: тот же ужас и та же боль, и та же невозможность понять, как все это вообще могло быть возможным…
Сколько в этих братских могилах людей? В одних — десятки, в других — сотни, точнее ответить трудно, говорит Михаил Панченко. Известно: в ходе лишь одной из "разовых акций по ликвидации" в Гвоздавке за ночь расстреляли более 400 человек. Впрочем, на патроны могли и не тратиться — люди умирали сами. Каждый день. И каждый день кому-то из местных сельчан выпадало в исполнение полученного от румынских властей приказа грузить тела на подводы, увозить за околицу. И — хоронить.
Об этом рассказывает главному раввину Одессы и области Шломо Бакшту 85-летний житель Гвоздавки Парфений Богопольский. Рассказывает о том, что знает. О том, что видел собственными глазами. Он вспоминает, как румыны держали узников под открытым небом, без пищи и воды, о том, как люди пытались им помочь — бросить через ограждение хоть какой-то еды, как за это наказывали охранники. Вспоминает офицера по имени Василика: этот особо зверствовал, мог просто от нечего делать, сидя у блиндажа, постреливать по заключенным — просто так, наудачу, в кого попадет… "Ну, чим були винуватi тi євреї?", — спрашивает старик у раввина и тут же сам отвечает: "Та нiчим!". Перечисляет имена бывших соседей. Рассказывает, что и его собственный дом стоит на том месте, где когда-то жила еврейская семья. Вновь и вновь вспоминает об умиравших от голода маленьких детях — таких, как его правнучки. И — не может сдержать слез — неожиданно по-детски прозрачных…
— То, что мы увидели, — страшно! Эта картина останется со мной на всю жизнь, — говорит раввин Шломо Бакшт. — Одно дело, когда читаешь о том, что было, слушаешь чьи-то рассказы, совершенно иное — увидеть собственными глазами! Страшно, больно, камнем ложится на сердце… Но знаете, этот день стал для меня не только горьким — радостным! И эту радость дарят люди, с которыми мы тут познакомились, с которыми будем теперь вместе работать, — руководитель районной администрации Анатолий Островский, его заместитель Михаил Панченко, Вера Крыжановская, председатель Гвоздавского сельсовета… Ведь казалось бы, чего проще было, обнаружив человеческие останки, просто забросать их землей, скрыть, чтобы избавиться от лишних хлопот, и никто никогда ничего не узнал бы! Но Анатолий Павлович и его коллеги выбрали другой путь — тот, который только и могли выбрать по-настоящему неравнодушные люди, у которых есть душа, сердце и великое умение сопереживать. Они обратились к нам за помощью, а на самом деле дали нам великий урок. Для нас, для наших детей, как и для всех, кто живет здесь, в этих местах, — это урок жизни…
Договор о сотрудничестве, который подписали председатель Любашевской райгосадминистрации Анатолий Островский и главный раввин Одессы и области Шломо Бакшт, рассчитан на год. Анатолий Павлович рассказал, что как оптимальное место для возведения общего мемориала в память о жертвах нацизма выбрано перепутье двух дорог неподалеку от бывшего концлагеря. Особая тема — как обеспечить сохранность захоронений, которые находятся далеко от населенных пунктов. Уже в ближайшее время будет решаться вопрос о придании им предусмотренного украинским законодательством специального статуса "историко-культурных мест"… Очень важное обстоятельство подчеркивает рав Бакшт: Галаха, еврейский закон, запрещает тревожить прах мертвых, производить на месте могил какие бы то ни было работы, да просто копать здесь землю. Потому точно определять границы захоронений будут специально приглашенные профессионалы — по специальным методикам, которые в мире давно уже отработаны.
А еще предстоит возвращать из небытия имена людей, погибших в Гвоздавке, Любашевке, Ясенево: пока в скорбных списках — только несколько десятков точно установленных имен…
Словом, огромная сложная работа только начинается — работа в память о тех, чья жизнь была оборвана мучительно и страшно. Эту память нельзя разделить ни по национальному признаку, ни по любому другому, уверены и любашевцы, и одесситы. Она — общая, одна на всех. Как эта земля, которая просто не в силах больше хранить в себе то, что хранила так долго. Как вечное небо над этой землей. Над ее мертвыми и живыми. Вечное небо над нами.
Елена ЛИТВАК.
Фото Евгения Волокина.
