|
 На главную страницу сайта |
В этом очерке мне фактически придется впервые написать внятную историю Городского сада, о прошлом которого на сегодняшний день имеются лишь отрывочные сведения, разбросанные в различных первоисточниках. В разное время встречаются следующие его названия: Публичный сад, Казенный сад, Одесский городской сад, Городской сад, Казенный городской сад, Дерибасовский сад, Дерибасовский городской сад, сад Лассаля и, наконец, анекдотическое — сквер Джордано Бруно.
Чтобы получить четкое представление о том, когда, при каких обстоятельствах и на каких территориях сформировался Городской сад, надо, прежде всего, изучить первые Генеральные планы Одессы. Если обратиться, например, к Генплану 1803 года, представленному Александру I, легко видеть, что Ланжероновская улица как бы служит продолжением Херсонской (Пастера), и никакого расчленяющего эту важную транспортную артерию сада изначально не предусматривалось. В самом деле, и сегодня любой пешеход, следуя от перекрестка Пастера и Преображенской в сторону Оперного театра, пересекает Городской сад по оси Ланжероновской улицы, стремясь пройти на эту улицу кратчайшим путем. В начале позапрошлого столетия гужевой транспорт, поднимаясь в город с Пересыпи от будущей Херсонской заставы, мог тем же путем пересечь центр кратчайшим маршрутом и выехать на нынешнюю Таможенную площадь по Ланжероновскому спуску.
Характерна в связи с этим "ошибка" графа М.Д. Бутурлина, пушкинского знакомца, жившего в Одессе в 1824 году. В своих мемуарах он говорит о том, что одесский аристократический клуб помещался в доме на Херсонской улице, хотя на самом деле клуб тогда функционировал в доме барона Рено, на углу Ланжероновской и Ришельевской. "Ошибка" легко объяснима: Бутурлины квартировали в доме генерала Пущина, на углу Херсонской и Дворянской, в одном квартале от Городского сада, а потому, следуя в клуб, молодой граф должен был пройти этот квартал, а затем пересечь Казенный сад по оси Ланжероновской улицы, каковую, естественно, принимал за продолжение Херсонской.
Но вернемся чуть назад, в интервал между 1803-м и 1806 годами. Тогда обстоятельства градостроительства на этом участке изменились в связи с тем, что младший брат основателя Одессы, Феликс де Рибас, подарил городу примыкающий к его дому сад. Этот сюжет надо воспроизвести во всех деталях, ибо он и заложил основы формирования Городского сада.
В ходе раздачи городских земель под застройку и их переуступки в середине 1790-х годов Феликс де Рибас, в частности, оказался владельцем участков под номерами 689, 690, 694 и 695 в LXIV квартале Греческого форштадта. Известный историк А.И. Третьяк пишет о том, что изначально участки принадлежали Иосифу де Рибасу, а младшему брату его отошли после отъезда Иосифа в столицу в 1797 году (от себя могу прибавить: Феликс осенью 1794-го получил участки №№ 32 — 33, а другой брат де Рибаса — Андрей — №№ 29 — 30 в V квартале; эти четыре участка практически покрывают собой территорию будущего Ришельевского лицея, заключенную между Дерибасовской, Екатерининской и Ланжероновской; комплексом этих строений впоследствии владел Вильям Вагнер, променявший на него свою гостиницу "Европейская", о которой речь пойдет ниже). Ныне это часть Городского сада, ограниченная осью Ланжероновской улицы, Дерибасовской улицей, фасадами ресторана "Клара-Бара" и дома де Рибаса (Дерибасовская, № 24), а с противоположной стороны — приблизительно аллеей, проходящей мимо "Кино-Уточкино" (в 1930-е — "Червоний залiзничник", а далее — кинотеатр имени Маяковского). Что касается принадлежавшего Феликсу домостроения, то оно находилось на смежном участке № 686: подробная история этого дома изложена мною в очерке "Дом де Рибаса" (Олег Губарь. "Старые дома и другие мемориальные места Одессы". Одесса: "Печатный дом", 2006, стр. 144 — 159).
Счастливым обстоятельством в истории Городского сада стало назначение одесским градоначальником и херсонским военным губернатором герцога де Ришелье, который и выбрал местом своего пребывания Одессу, сделавшуюся, таким образом, административным центром колоссального региона. Общеизвестно, как заинтересованно Дюк относился к вопросу озеленения безводной, голой Одессы, в которой от прежнего Хаджибея сохранилось буквально два — три дерева, по свидетельству современников, старых, чуть живых груш. Ришелье на свой счет выписывал саженцы и семена из Европы, ставил первые успешные опыты садоводства, разбив сад на своей даче в Водяной балке (Дюковский сад), трепетно ухаживал буквально за каждым зеленым насаждением. "Наряду с акацией, — писал профессор В.К. Надлер (1892), — герцог получил при своих опытах весьма удовлетворительные результаты с различными породами тополя, береста, ясеня, а также различных кустарников, в особенности бузины и сирени, и, наконец, с некоторыми плодовыми видами, например, абрикосами и вишнями".
По сообщению того же В.К. Надлера (1893), при Ришелье "начато насаждение деревьев по улицам". В других первоисточниках прямо говорится, что Дюк обязывал домовладельцев высаживать деревья перед своими домами и ухаживать за оными. И действительно, на гравюрах второй четверти позапрошлого столетия видны, скажем, довольно высокие уже тополя вдоль Ришельевской улицы. Посетивший Одессу еще в самом начале 1820-х годов представитель Библейского общества британец Эдвард Хендерсон пишет: "Очень украшают город тополя, растущие по обеим сторонам улиц". Отдельные старые тополя дожили до конца прошлого века во дворах, примыкающих, например, к бывшему дому коммерции советника И.И. Фундуклея, на углу улиц Пастера и Торговой, и др.
Есть основания говорить о том, что Дюк энергично помогал Феликсу де Рибасу обустраивать сад в период между 1803-м и 1806 годами, когда тот де-факто был уже доступен горожанам, правда, не всем, а лишь избранной публике. По убедительным выкладкам видного историка градостроительства Одессы В.А. Чарнецкого, первые деревья в этом саду Феликс и Иосиф де Рибасы посадили "не позже осени 1796 года". Кроме того, мы имеем прямое указание сына де Рибаса, Михаила Феликсовича, на то, что в изначальном оформлении сада принимал участие опытный садовод Иосиф Чижевич, отец известного впоследствии думца, служивший директором садов графа Потоцкого. При этом саженцы привозились из Тульчина. Внук Феликса, бытописатель А.М. де Рибас, утверждает, что саженцы привозились партиями из Умани и что Ришелье собственноручно посадил тут несколько каштанов. Так или иначе, а к 1803 — 1806 годам определенные результаты садоводства были уже налицо.
Что касается подробностей передачи сада в дар городу, тут, очевидно, надо иметь в виду не один только благотворительный мотив. Дело в том, что финансовое положение Феликса де Рибаса периодически, мягко говоря, оставляло желать лучшего. Между прочим, он задолжал 3250 рублей за выполненные работы одному из строителей своего дома, известному зодчему Францу Фраполли. Известно, что 17 декабря 1800 года Феликс занял 1000 рублей "под залог разных драгоценных вещей и серебра", а супруга его, Октавия, взяла 1200 рублей "под залог пудренного дамского туалета, туалетной короны, большой серебряной лохани, двух подносов, соусных и других ложек и проч.". В июне 1802 года все эти вещи были выставлены на продажу, поскольку задолженность в срок не погасили.
Финансовое положение Феликса де Рибаса в это время было настолько сложным, что, продав дом на Дерибасовской (до 1811 года она именовалась Гимназской), он надолго уехал в свое имение Тузлы. Только в январе 1815-го он подал прошение о постройке другого дома, примыкающего к Городскому саду: одноэтажного, на углу Малого переулка (№ 1, правый от ворот флигель) и Гаванной, на участке № 699 (как ни странно, этот патриархальный домик тоже стоит до сих пор!). Еще один дом де Рибаса, небольшой двухэтажный, сохранился в начале Гаванной улицы, на ее противоположной стороне (№ 1). В этом доме останавливались Давыдовы, Раевские, Бутурлины, бывал Пушкин. Здесь де Рибас впоследствии и доживал очень скромно. А далее дом этот принадлежал фабрикантам слесарных изделий и волнистых штор Фрелиху и Бличи, получившим за свои произведения несколько медалей на Всероссийских выставках. Много позже, когда Феликс ушел из жизни (в 1845-м, на 77-м году жизни), его наследники вообще отказались от наследства, состоявшего из немалых долгов.
Похоже, кстати, что Иосиф не просто уступил брату вышеупомянутые участки, на которых был разбит сад, но получил за это в обмен (возможно, даже за долги или же из-за того, что участки не были застроены в назначенный правилами срок) для города те, которые на рубеже XVIII — XIX веков использовались для каких-то казенных надобностей (упоминавшиеся выше участки №№ 29 — 32 в V квартале), а впоследствии Ришелье передал их в пользование Благородному пансиону (далее — институту, а в конечном итоге — лицею), между Дерибасовской, Екатерининской и Ланжероновской. Иначе трудно объяснить, почему Феликс уступил столь выгодные участки, полученные в ходе межевания города.
Сложившаяся в 1806 году ситуация принудила Феликса продать упомянутый дом Конторе государственного коммерческого банка. Позже он также вынужденно продал всего за 3000 рублей предпринимателю Саламбье большую дачу с шерстомойней и "питомником шелковичных червей" на Среднем Фонтане. (Забавно, что даже в конце позапрошлого столетия где-то в семейных чуланах сохранялся так никому и не понадобившийся шелк в мотках, когда-то "выращенный" на малофонтанской даче...) В некоторых источниках прямо сказано, что продажа городу дома на Дерибасовской улице была "не совсем добровольной". Как свидетельствуют архивные документы (описание технического состояния приобретенной Министерством финансов недвижимости в марте 1807 года), на самом деле де Рибас продал два дома, первый из которых (Дерибасовская, № 24) был достроен, эксплуатировался меньше десяти лет, но уже требовал значительных починок.
Второй дом, находившийся на самом углу будущих улиц Преображенской и Дерибасовской, и вовсе не был окончен — у Феликса просто не хватило денег ни на ремонт, ни на достройку. Впоследствии в этом здании размещалась дипломатическая канцелярия, к которой был приписан А.С. Пушкин, а на рубеже 1870 — 1871 годов на этом казенном месте, согласно контракту с городом, был построен дом популярного фотомастера А.И. Хлопонина. Но это произошло много позже, а тогда, в середине 1800-х, де Рибас сделал вынужденно широкий жест, подарив городу примыкающий к дому сад. Продажа этих садовых участков под застройку другим лицам была едва ли возможна не только по этическим соображениям (Дюк с огромным трудом озеленяет Одессу, а что же брат ее основателя: продает зеленый массив в центре под застройку?!), но и потому, что вряд ли могла кардинально поправить его финансовое положение. Очень может быть, акт дарения сада при продаже дома "в казну", как и в 1797-м, был даже заведомо оговорен на джентльменской основе. Впрочем, это лишь предположение. Как бы то ни было, а сад этот подлинно Дерибасовский.
Выдающийся историк Одессы середины XIX века К.Н. Смольянинов еще на рубеже 1840 — 1850-х разыскал в одном из дел (№ 74 за 1806 год; ныне все документы, относящиеся к данному сюжету, находятся в Государственном архиве Одесской области — фонд 59, опись 2, дело 18 на 141 листе) местного строительного комитета письмо отставного майора Феликса де Рибаса, препровожденное в комитет герцогом де Ришелье в конце ноября 1806 года. Привожу текст этого документа, впервые публиковавшегося Смольяниновым в 1852 — 1853 годах.
"Ваше Сиятельство, Милостивый Государь! Известно, что Ваше Сиятельство всегда желаете при доставлении живущим в Одессе существенных выгод доставить и удовольствия.
Я, будучи равно с прочими обязанным Вашему Сиятельству, и в знак того моего чувствования приемлю смелость покорнейше просить Ваше Сиятельство принять от меня без заплаты, навсегда, в пользу города сад мой, который при двухэтажном моем доме, состоит на Греческом форштадте, в LXIV квартале, под №№ 694, 695, 690 и 689.
Вашего Сиятельства, Милостивый Государь, всепокорнейший слуга Феликс де Рибас.
Ноября (?) дня 1806 года".
А.М. де Рибас уточняет, что письмо это датируется 22 ноября, а 25 ноября Ришелье в бумаге за № 907 предложил Одесскому строительному комитету "принять сад де Рибаса в целостное соблюдение", причем поручил комитету "выразить жертвователю от имени герцога и граждан Одессы должное возблагодарение и письмо майора (Феликс имел чин секунд-майора по гвардейской кавалерии, а его брат Андрей — премьер-майора, что соответствовало майору и подполковнику, — О. Г.) де Рибаса хранить в числе документов в архиве строительного комитета". Смольянинов, впрочем, датирует предложение, направленное Ришелье комитету, 28 ноября, однако, разброс дат настолько ничтожен, что совершенно не меняет существа дела.
Что все это означало на практике? Кто с конца ноября 1806 года имел право распоряжаться садом от имени города?
Со времени введения императрицей Екатериной II "Жалованной грамоты" от 21 апреля 1785 года "городское общество" в России признавалось юридическим лицом с определенными правами и обязанностями. Городская дума — как инструмент общественного самоуправления — наделялась правом "ведать всем тем, что для означенного общества потребно, полезно и выгодно". Таким образом, любые решения об использовании, функциональном назначении тех или иных территорий Городского сада выносились общим собранием думцев, каковые в совокупности, получается, выражали чаяния своих избирателей. Так было на протяжении всех эпох его эксплуатации и даже в советский период, хотя тогдашние решения, понятно, носили, скорее, формальный характер. Сегодня, естественно, не следует забывать то обстоятельство, что, хотя сад и Городской, но в то же время он — памятник садово-паркового искусства, то есть имеет особый статус.
Олег ГУБАРЬ.
Фото Олега Владимирского.
(Продолжение следует.)
