|
 На главную страницу сайта |
(Продолжение. Начало в № 490.)
Философом хасидизма был Шнеур-Залман из Ляды (1746 — 1813), также ученик рабби Дова Бэра. Родившись в городке Лиозно в Литве, которая была истинным оплотом еврейской учености, Шнеур-Залман, овладев в совершенстве Талмудом, переехал в Мезеричи, где под влиянием Великого магида стал ревностным хасидом и решил ввести хасидизм в своей родной Литве. Но хасидизм, процветавший в Мезеричах, был весь эмоцией и чувством. Даже теоретические доктрины, на которых он основывался, содержали в себе очень мало умозрительного. Все принималось на веру, не подвергаясь сомнению, не говоря уже о критической проверке и анализе. Главным было учение о существовании Б-жественных искр повсюду и во всем, в хорошем и дурном. Как, собственно говоря, примирить эту теорию с фундаментальным принципом Б-жественной Святости, хасидизм не интересовало. Такое положение вещей устраивало необразованных евреев Украины, но никак не могло удовлетворить умственные потребности интеллектуального еврейства Литвы. Шнеур-Залман стоял перед необходимостью создать новое учение хасидизма, в котором теоретическая часть была бы представлена в ясной и доходчивой форме, а чувство подчинено разуму. Так возник хасидизм Хабада. Этот термин образован из начальных букв трех высших сефирот — Хохма (мудрость), Бина (понимание) и Даат (знание). Мудрость обозначает рождение идеи; понимание — разработку ее во всех подробностях; знание — полное восприятие идеи разумом. Таковы формы мышления Хабада, которые Шнеур-Залман применил в хасидских доктринах, касающихся Б-га, души и обязанностей человека в жизни, с большой страстью и глубиной изложив их в своей "Книге учения" — "Сефер Тания", которая стала настольной книгой хасидим Хабада, а также в ряде других своих сочинений.
Хабад придает большое значение изучению Талмуда. Цадик в Хабаде рассматривается не как чудотворец и квазипосредник между человеком и Б-гом, а как глубоко почитаемый учитель, уважаемый в первую очередь благодаря своей учености и знаниям Торы. Тем не менее, Хабад сохраняет в полной мере экстатическое отношение к молитве и спаянность хасидской общины, живой центр которой — ребе.
Как и у других хасидим, важную роль в религиозной жизни Хабада играют специальные мелодии. Шнеур-Залман сам сочинил несколько религиозных песен, в которых часто обыгрывается слово "Татеню" ("Дорогой Отец наш" — так часто называют Б-га хасиды Хабада). Большой известностью в Хабаде пользуется мелодия Шнеура-Залмана о Торе и вере в Б-га, о тяге и любви к Нему — песня без слов, которая получила название "Дем ребе нигун" ("Песня ребе").
Как продукт раввинизма хасидизм твердо стоит на почве "Шулхан Арух" и даже идет дальше этого свода законов, внося в ритуал и церемонии добавочные детали. При этом хасидизм ввел ряд изменений в литургию. Будучи ашкеназийским по своему происхождению, он принял, однако, молитвенник Лурии, который в основном следует сефардской традиции, потому что он считается более эффективным для достижения "восстановления" (тикун). Хасидим начинали молиться, после того как с помощью внутренней сосредоточенности (медитации) приводили себя в соответствующее молитвенное состояние. Поэтому они не соблюдают точно установленных часов молитвы, утверждая, что ребенку нельзя предписывать, когда обращаться к своему отцу, такая точность подобает, скорее, рабам. Хасидим обогатили Б-гослужение новыми молитвами и гимнами и отказались от оплачиваемого хазана, заменив его самим ребе или одним из видных членов общины. Они ввели также частые омовения, особенно — перед утренней молитвой.
Пока хасидизм рос преимущественно в Украине, среди малообразованного народа, препятствий к его распространению не возникало. Но как только новое движение появилось в Литве и попробовало перетянуть на свою сторону этот оплот Торы — оно столкнулось с резким противодействием. Противники хасидизма (митнагдим) увидели в нем угрозу организованным формам еврейской жизни и той интеллектуальной дисциплине, которую выковали занятия Торой. Особенное возмущение среди митнагдим вызывал культ цадика (или ребе), обеспечивающий духовному руководителю авторитет, равный Самой Торе, в силу одной лишь его личности, вне зависимости от его знаний. С умножением числа цадиков, каждый из которых претендовал на безусловную преданность своих хасидим, возникла опасность, что хасидизм приведет к раздроблению еврейской сущности и распаду еврейства на отдельные секты.
Вождем оппозиции хасидизму был Элия бен-Шеломо из Вильны, известный как Виленский Гаон (1720 — 1797). Сам большой знаток Каббалы, он остался, тем не менее, непреклонным противником хасидизма. Хасидизм же, не утратив своей особой теплоты и энтузиазма, стал одной из главных опор раввинизма и одновременно одним из лучших его плодов. Вклад, который внес хасидизм не только в религиозную и духовную, но и общекультурную жизнь еврейства, действительно значителен. Хасидизм обогатил иврит новой терминологией для распространения своих концепций. Он породил сокровищницу замечательных рассказов, которые вызвали восхищение поэтов и писателей. Хасидизм внес новые нравственные представления, привлекающие внимание ученых и мыслителей, а в наши дни получил признание как важный фактор, способствующий обновлению еврейской жизни.
В этой связи следует упомянуть об исключительном влиянии, которым пользуется хасидское движение "Хабад" школы Любавичского ребе. (Любавичи — местечко на северо-западе России, где в 1813 — 1916 г. г. проживали потомки Шнеура-Залмана, принявшие фамилию Шнеерсон и основавшие центр хабадского хасидизма.) Движение имеет с 1940 г. свой центр в Нью-Йорке и является одним из самых мощных религиозных братств нашего времени. Хасиды Хабада открывают школы и интернаты, основывают свои издания и воспитывают будущих эмиссаров, которые рассылаются затем по всему свету.
Виленский Гаон был крупнейшей после Маймонида интеллектуальной и духовной личностью, которую породил раввинский иудаизм. Сам факт его существования повысил интеллектуально-духовный уровень литовского еврейства и оказал облагораживающее влияние за пределами Литвы. Виленский Гаон был прирожденным и подлинным представителем раввинизма, мало зависимым от чужих влияний. Всепоглощающей страстью гаона была Тора, в которой он видел источник всякого самоусовершенствования. Тем не менее, он требовал от евреев широкого светского образования, заявляя: "Если человек невежда в светских науках, он в сто раз больший невежда в Торе, ибо Тора и наука идут рука об руку". Виленский Гаон — автор свыше 70 трудов, охватывающих практически все сферы духовного наследия иудаизма: Тору, Талмуд, Мишну, Тосефту, Мидрашим — алахические и агадические — и Каббалу, а также "Шулхан Арух", к которому Гаоном был написан специальный комментарий — может быть, самый важный из его трудов. Виленский Гаон первым ввел также критическое исследование Талмуда и родственных ему источников. Многие из внесенных им в Талмуд текстологических исправлений, прояснившие смысл многих текстов наиболее раннего периода, впоследствии нашли подтверждение во вновь обнаруженных рукописях. Когда было нужно, Виленский Гаон, не колеблясь, интерпретировал предталмудические источники вне зависимости от Талмуда и не боялся отменять какое-нибудь правило "Шулхан Арух", если считал, что оно противоречит правильной интерпретации Талмуда. Он создал также книги по астрономии, тригонометрии, алгебре и грамматике. Его педагогические методы завоевали широкое распространение в школах Литвы и наложили неизгладимую печать на интеллектуальный характер русского еврейства.
Наряду с гигантским интеллектом Виленский Гаон был одарен большим сердцем. Благотворительность его не знала границ. Часто он продавал мебель, чтобы помочь нуждающемуся, или отдавал голодному последний кусок хлеба. Внутренняя жизнь его была чрезвычайно богата. Аскет по природе, он всегда находился в радостном и приподнятом настроении. Целью его жизни было служение Б-гу Торой и молитвой. В радости, доставляемой этим служением, он видел величайшую награду за свои усилия, не требуя иной платы. "Элия, — говорил он, — может служить Б-гу без вознаграждения". Если у кого-нибудь возникают сомнения в жизненности раввинизма, его внутренней силе и гуманизме в лучшем смысле этого слова, примером может служить личность Виленского Гаона.
Непосредственным следствием погромов Хмельницкого явилось то, что поток еврейской эмиграции, который раньше направлялся с запада на восток, обратился вспять. Многие беженцы из Польши осели в Германии, где с эпохи немецкого гуманизма — Рейхлина (1455 — 1527) и его сподвижников — евреи, хотя не вышли из стен гетто, подвергались уже меньшей опасности. Некоторые поселились во Франции, большее число — в Моравии и Богемии; немало евреев нашли приют в Голландии, которая издавна была надежным убежищем для евреев, бежавших из Испании и Португалии от костров инквизиции. Приток большой массы нищих евреев, бежавших с востока на запад, отчаянно обострил необходимость найти еще какую-нибудь страну, которая могла бы служить убежищем для эмигрантов. Удрученный страданиями своих единоверцев, главный раввин Амстердама Менаше бен-Исраэль (1604 — 1657), ученый, врач и мистик, обратил взор на соседнюю "островную страну", Великобританию, откуда евреи были изгнаны в 1290 году. Благодаря его красноречию и неустанным усилиям небольшая группа евреев получила в 1656 г. от Кромвеля разрешение поселиться в Англии.
Первыми поселенцами были евреи-сефарды, которые прямыми и тайными путями бежали с Пиренейского полуострова. Они быстро организовали свою общину. Спустя десять лет после вторичного поселения евреев в Англии выдающийся талмудист Яаков Саспортас из Амстердама (1610 — 1680) был приглашен стать духовным руководителем, хахамом (мудрецом) новой еврейской общины. Саспортас был автором известного сборника респонсов, в котором среди прочего обсуждался вопрос о частном и религиозном статусе маранов (евреев, насильственно обращенных в христианство), в связи с которыми часто возникали осложнения в вопросах наследства, брака и развода. В истории еврейства Саспортас, однако, заслужил себе памятник как упорный противник Шабтая Цви, лживые претензии которого он разоблачал убедительней, чем кто-либо другой.
Саспортас, принявший свой пост в 1664 г., оставался в Англии только один год и в начале разразившейся эпидемии уехал в Амстердам. Однако впечатление, которое он произвел на лондонских евреев, было неизгладимым. Самым же выдающимся руководителем, которого когда-либо имела сефардская община, был Давид Нието (1664 — 1738), один из образованнейших евреев своего поколения, равно отличавшийся как талмудист, философ, поэт и математик. Из обширного наследия этого писателя лучше всего выдержала проверку временем его книга "Кузари а-Шейни" ("Второй Кузари"), написанная в подражание классическому труду Иеуды Алеви в защиту Устного Закона. Также Нието был первым, кто установил для широт Великобритании точные часы наступления субботы.
На континенте в эти годы крупнейшим авторитетом в области Талмуда был Цви-Гирш Ашкенази (1660 — 1718) родом из Вильны, который руководил общинами Альтоны, Амстердама, а затем Лемберга. Его респонсы считаются классическим образцом этого жанра; в одном из них Цви-Гирш защищает Нието от обвинений в приверженности идеям Спинозы. Находясь в Альтоне, Ашкенази оказывал сильное влияние на евреев Англии и пользовался равным авторитетом среди сефардов и ашкеназов, которые прибыли в Англию по следам сефардов из Германии и Польши и вскоре основали в Лондоне ашкеназийскую общину (1690 г.).
XVIII столетие породило на Западе целое созвездие светочей раввинизма, которые наложили свою печать на последующие поколения. Среди них особенно возвышается фигура Ехезкееля Ландау (1713 — 1773) из Праги, книга которого "Нода би-Иеуда" — одна из вершин поздней средневековой литературы респонсов. Другим прославленным талмудистом этого времени был Яаков Эмден (1679 — 1776) из Альтоны. Подлинный гаон, он создал множество сочинений самого разнообразного характера, в том числе — респонсы и комментарии к молитвеннику, в которые он включил примечания из области Каббалы. Несмотря на свою приверженность Каббале, он не остановился перед критикой книги "Зоар", которую считал в большей своей части подделкой. Нападая на "Зоар", Эмден стремился скомпрометировать труд, на котором главным образом основывали свои претензии сторонники Шабтая Цви. Бесчисленные беды, которые это лжемессианское движение принесло еврейской духовно-нравственной жизни, наполнили душу Эмдена ненавистью ко всему, что хотя бы отдаленно напоминало о Шабтае Цви. Эта ненависть, переросшая в манию, вовлекла Эмдена в острую борьбу в Ионатаном Эйбешютцем (1690 — 1761), одним из самых блестящих талмудистов-мудрецов своего времени, которого Эмден заподозрил в шабтаевской ереси.
Современником Эмдена и Эйбешютца был Моисей Мендельсон (1728 — 1786), самый известный еврей XVIII столетия, которого они оба искренне любили и уважали за мудрость и широту культуры. С именем Мендельсона мы вступаем в новое время, которое стало свидетелем развернувшейся и все еще не завершенной драмы еврейской эмансипации. Эмансипация принесла евреям освобождение от многих форм угнетения, царивших веками в христианских и мусульманских странах. Она дала евреям равные гражданские права. Однако с этим освобождением пришел конец автономии еврейской общины, которая прежде обладала властью требовать от своих членов подчинения раввинизму. С этого момента раввинизм, хотя и не сократил своей широкой и многообразной деятельности, лишился прежнего почти неоспоримого господства. Теперь раввинизм вынужден был отступить под натиском новых движений, с которыми ему пришлось бороться за влияние на еврейскую душу. На рассмотрении этих движений и будет сосредоточено далее наше внимание.
Исидор ЭПШТЕЙН.
(Продолжение следует.)
