|
 На главную страницу сайта |
Явление миру молодого российского драматурга (точнее — играющего автора) Евгения Гришковца как нельзя лучше описала пять лет назад московский критик Алена Данилова на страницах журнала "Театр": "Не так давно появившись на московских подмостках, Гришковец привел публику в состояние заинтересованного недоумения. Смущающийся, трогательный молодой человек, сбиваясь и запинаясь, что-то очень доверительно рассказывал со сцены. И это что-то, надо сказать, сначала приводило зал в неописуемый восторг, а уже потом заставляло сомневаться. Гришковец работает на безотказном приеме, в котором и заключается главный закон театрального успеха — закон узнавания. Зритель откликается всем своим существом, когда актеру на сцене удается уловить и сыграть именно его черты. Трудность заключается в том, чтобы затронуть не одного зрителя, но весь зал. Все перемешалось, нарушена псевдогармония советской действительности. Но осталась очевидная точка соприкосновения, которую и обнаружил Гришковец: прошлое, точнее, воспоминания. Щедро насыщая фабулу сентиментальными отступлениями, он не дает зрителю отвлечься ни на секунду. А тот, расслабленный ностальгическими воспоминаниями, а иногда чисто физически обессилев от смеха, готов вобрать в себя каждое слово…".
На тот момент критик видела только два моноспектакля Гришковца: "Как я съел собаку" и "ОдноврЕмЕнно". До недавнего времени и одесская публика видела только эти две постановки, да еще спектакль "Записки русского путешественника" в исполнении Владимира Стеклова и Василия Бочкарева, поставленный Иосифом Райхельгаузом. Теперь в полном зале (а иначе Гришковец отказывается выступать) Одесского украинского музыкально-драматического театра прошел еще один моноспектакль — "Дредноуты". Тут мы уже встретились с каким-то новым (во всяком случае, для себя) Гришковцом, чей успех нельзя было объяснить одним следованием закону узнавания. Впрочем, и так периодически находятся критики Гришковца, спешащие объявить его стиль "псевдоискренним", но в том-то и штука, что искренность подделать невозможно…
Не об этом речь, просто Евгений стал делиться со зрителем не только совместно пережитым, но и вычитанным из книг, а затем пропущенным через душу. Перед началом представления, терпеливо ожидая, когда же, наконец, все зрители рассядутся по местам и прекратят бесконечную ходьбу по залу (в такие минуты за нашу публику бывает очень стыдно), автор-исполнитель заметил, что спектакль "Дредноуты" создан специально для женщин. Ведь женщины никогда не посещают библиотеки военно-морской литературы, никогда не читают о подвигах моряков, и их никогда нет рядом с мужчинами в момент совершения очередного подвига. Получается, самые крайние проявления мужского героизма остаются неизвестными прекрасной половине человечества. Хотя, конечно (и тут Гришковец, как всегда, попадает в точку), с точки зрения женщин, все эти мужские игры с кораблями да пушками вполне бессмысленны…
Я не буду пересказывать, сколь долго топтался Евгений по сцене в ожидании усаживающихся зрителей. Как уговаривал зал совершить акт доброй воли по отключению мобильных телефонов. Как посреди спектакля он попросил девушку в восьмом ряду не отправлять "эсэмэску". Но о том, как в кульминации, когда зал был — его, когда плакали женщины (те самые, не читавшие военно-морских мемуаров) и на фразе "У них был дредноут, чтобы сгореть в нем, а что я могу?!" раздалась очередная мелодия "мобилки", не рассказать невозможно. "Черт бы побрал вашу музыку в такой момент!" — в сердцах выкрикнул Гришковец и был тысячу раз прав как по сути, так и по форме. Ибо некогда знаменитая одесская публика, даже когда сидит в театре с разинутым ртом и заплаканными глазами, остается бесконечно наглой по отношению к людям искусства.
В это трудно поверить, но Гришковец спектакль доиграл. И поджег бумажные кораблики в тазу с водой, чтобы вспомнили мы о пылающих дредноутах первой мировой, подивились загадке мужской души, вечно устремленной к риску, к непознанному и даже недостижимому. Помнится, когда Олег Меньшиков читал монолог Чацкого ("Не образумлюсь — виноват…") со сцены одесской оперетты и в зале так же нахально звонил телефон, все сделали вид, будто так и нужно. Евгений Гришковец говорит с подмостков от своего лица, и может возразить — но когда же мы удостоимся одобрительных реплик с его стороны? Ведь ему тоже видно всех нас, собравшихся в зале…
Мария ГУДЫМА.
Фото Олега Владимирского.
