|
 На главную страницу сайта |
Помните, конечно, хрестоматийный эпизод с похоронными дрогами, доставившими самодеятельных артистов на эстраду? Так вот, он, оказывается, вовсе не придуман, а просто-напросто скопирован из давнишней криминальной хроники знаменитых "Червонных валетов". Известный московский гробовщик отправил свое изделие на квартиру одного из "валетов" близ Тверской. "Духовенство его отпело, — свидетельствует современник, — и пошло провожать на Ваганьково. Впереди певчие в кафтанах, сзади две кареты и несколько молодых людей сопровождают катафалк". Процессия дошагала до шикарного ресторана "Яр", от которого шоссе поворачивало к кладбищу. К удивлению скорбящих, молодые люди сняли гроб и в сопровождении невесть откуда взявшихся цыган с песнями и плясками внесли его в подъезд "Яра". Покойник преспокойно выбрался наружу и был встречен бокалами шампанского. По поводу этой "милой шалости" полиция возбудила дело. Тем временем гробовщик за бесценок купил гроб, покров и саван, "и на другой день в этом гробу хоронили какого-то купца".
Этот самый гробовщик, Котов, был великим театралом и сам частенько выступал в любительских представлениях, причем играл недурно. Как-то раз он на свои средства поставил "Свадьбу Кречинского", причем исполнял заглавную роль. "Зал бушевал, — рассказывает В.А. Гиляровский, — аплодируя после первого акта, ведь после каждого спектакля Котов угощал публику ужином — люди все были свои". Идет второй акт. Вдруг на сцену, запыхавшись, вбегает приказчик Котова в шубе и что-то нашептывает ему на ухо. Тот: "Как так?! Сейчас?!" Приказчик: "Да! Торопитесь, а то перехватят!" Нимало не смутившись, Кречинский срывает с себя бакенбарды и убегает вон со сцены. Оказалось, только что умер один из богачей Хлудовых, и Котов помчался получать заказ. Публика не обиделась: дело — прежде всего!
В Одессе с организацией похорон очень долго дело было поставлено из рук вон плохо: хоронили — кто во что горазд. И только в начале последней четверти XIX столетия толковые предприниматели учредили солидную "Контору погребальных церемоний". Презентация ее состоялась 21 марта 1876 года и вызвала подлинный восторг осчастливленных горожан: "Погребальная церемония была в полном блеске. Новый балдахин, убранство шестерки лошадей, кареты с кучерами и лакеями в ливрейной форме, соответствующей одежде остального многочисленного персонала служащих, ручные подсвечники, приспособленные для держания факелов, и пр. — все это было ново, нарядно, в стройном порядке и придавало особенно торжественный вид погребальной процессии". Правда, как отмечал тот же репортер, в ограде Греческой церкви воры таскали из карманов "процессии" с величайшим усердием ("Одесский вестник", 1876, № 65).
По этому поводу — другой курьезный криминальный сюжет: "В ночь с 16 на 17 ноября на Пересыпи, на Второй улице, неизвестные злоумышленники хотели обокрасть питейный дом; заметив, что в одной из квартир в этом же доме окно светится очень ярко, они подошли и увидели, что в комнате лежит в гробу покойник; они вошли и сняли с него всю одежду, а также с спящих возле покойника женщин сняли платки и благополучно выбрались из дома" ("Одесский вестник", 1876, № 255).
Поскольку одесские похороны были подлинным шоу (читай Бабеля), постольку они привлекали огромные массы праздношатающейся публики. Кладбища у нас издавна были любимейшим местом гуляний, праздничных скандалов с мордобоем и похищением "деревянных и металлических украшений и даже целых чугунных решеток" ("Новороссийский телеграф", 1876, № 330). Поэтому места для продажи мороженого на главном некрополе стали настолько прибыльными, что на торгах в городской управе за них давали кругленькие суммы ("Одесский вестник", 1876, № 130). Впрочем, реестр кладбищенских услуг далеко не исчерпывался перечисленным: "Фотографический павильон, устроенный возле городского кладбища для снимков памятников и портретов с умерших, как слышно, имеет много работы. Владелец павильона жертвует 5 процентов с каждого рубля в пользу приюта для нищих" ("Одесский вестник", 1876, № 206). И далее — пикантное уточнение: "Мы слышали, что при вновь устроенном возле городского кладбища павильоне для снимки портретов с памятников и мертвых будет устроена галерея, где будут снимать портреты также и с живых, за неимоверно дешевую цену — 50 коп. дюжина. Впрочем, означенная дешевая цена будет установлена исключительно для бедных" ("Одесский вестник", 1876, № 218).
Как раз в эти годы английские археологи производили раскопки погребений близ Тауэра, у церкви Святого Петра, где во время оно хоронили казненных. Выяснилось, что некоторые могилы пусты, то есть Вальтер Скотт был совершенно прав, описывая в "Пертской красавице" имитацию казни через повешение подкупленным палачом. Мало того, история сохранила трагикомические сюжеты "срыва казней" по объективным обстоятельствам. В 1885-м в Англии не опустился помост, на котором стоял приговоренный, а в 1803-м в Австралии порвалась намыленная веревка — обоих счастливчиков помиловали ("Одесский вестник", 1885, № 45) — в отличие от одного из отечественных декабристов.
Есть куча занимательных эпитафий, однако, наиболее впечатляющей представляется как раз приписка, сделанная мелом от руки на могиле некоего "доктора медицины": "Здесь лежит тот, благодаря кому вокруг лежат остальные". Сын авторитетного одесского "мебельного и гробного мастера" Владимира де Росси ("Одесский вестник", 1871, № 202) любил при всяком удобном случае блеснуть "раскрученной" цитатой из Александра Сергеича относительно любви к отеческим гробам. А один из его коллег тоже как-то поэтически проникновенно обратился к потенциальным клиентам: мол, жизнь — штука скверная, нет никакого резона ею заниматься; а между тем он, умелый организатор, может устроить похороны и погребение по высшему разряду, и притом столь дешево, что жизнь будет во всех смыслах оправдан-на ("Одесский вестник", 1887, № 36). Один остряк заранее приготовил эпитафию самому себе: "Наконец-то я, а то всё другие и другие". Это напоминает подлинные древнеримские надмогильные тексты: "Что хотела, то и могла; что могла, то и хотела"; "Сладостная твоя Антипатра. Я не была. Я была. Нет меня. Нет у меня желаний"; "Луций Аккулей Сальвий, пока жил, хорошо жил".
Черный юмор — отдельная статья. Помнится, однажды по пьянке невпопад пошутил тостом на годовщине у товарища: "Пусть тебе семья будет пухом!"
Олег ГУБАРЬ.
