|
 На главную страницу сайта |
(Продолжение. Начало в № 565.)
Советское руководство, не допуская отрытого декларирования антисемитских теорий, старалось не пропустить ту политическую "точку возврата", когда направляемая сверху в определенных политических целях и допускаемая в определенных границах юдофобия еще могла ограничиваться и контролироваться правящими силами и ни в коем случае не угрожала перспективой смычки со стихийным погромным антисемитизмом масс. Массовый антисемитизм, способный породить хаос и анархию в стране, как хорошо понимали в Кремле, грозил стабильности существования всей системы и полной катастрофой для советского строя. Коммунистический режим, совершивший тяжкие преступления перед народом, не уцелел бы в этой неуправляемой погромной вакханалии, а враждебное ему международное окружение также не упустило бы своего шанса нанести прямой удар по СССР.
Не следует упускать из вида и то обстоятельство, что Сталин боялся дискредитации режима, только что одержавшего победу над нацизмом, в глазах мирового коммунистического движения и левых демократических сил, лидером которых продолжал считать себя Советский Союз. До поры до времени можно было оправдать ограничения и репрессии по национальному признаку необходимостью противодействовать буржуазно-националистической пропаганде и проискам империалистических разведок в среде тех или иных групп населения. Однако легитимация государственного антисемитизма и открытые декларации в духе нацистской пропаганды оставались для Сталина неприемлемыми, так как в этом случае любые оправдания становились малоэффективными, что сулило перспективы политического поражения.
Нелишне в этой связи обратиться к одной примечательной исторической аналогии. Вопреки антисемитским настроениям, широко распространенным во влиятельных черносотенных кругах дореволюционной России, здравомыслящие политики всегда считали крайне опасным с точки зрения общегосударственных интересов разжигать национальную рознь, приводившую, в конце концов, к еврейским погромам. Подобная точка зрения находила свое отражение в конкретной работе царской администрации, твердо установленные факты говорят о том, что существовали властные силы, реально сдерживавшие погромные устремления черносотенцев.
Можно совершенно справедливо указывать на отдельных весьма влиятельных представителей власти, полицейских, жандармских и военных чинов, которые не только попустительствовали погромщикам в Кишиневе, Гомеле, Киеве или Одессе, но и прямо руководили действиями толпы. Но вся правда заключается в том, что десятки полицейских, виновных в противоправных действиях, по результатам последующих сенаторских ревизий были отданы под суд, причем наказывались не только рядовые блюстители порядка, но и высокие чины, такие, как киевский полицмейстер или одесский градоначальник. Известно также, что в 1905 году, в период наибольшего размаха аграрных беспорядков, когда крестьяне жгли и громили помещичьи имения, число судебных процессов по этим делам и делам над участниками антиеврейских погромов практически совпадало, хотя "помещичьих погромов" было в стране значительно больше, равно как и пострадавших при них. Таким образом, будучи не в силах предупредить как поджоги "дворянских гнезд", так и еврейские погромы, государственная власть старалась, по крайней мере, одинаково активно карать участников как тех, так и других недопустимых действий.
Данное обстоятельство часто не замечается при изучении исторической обстановки того времени, так как стараниями революционных и либеральных кругов противодействие властей погромной стихии по вполне понятным причинам в свое время замалчивалось, а сами погромы объявлялись следствием не столько слабости и растерянности властей, сколько результатом правительственных указаний. В более поздние времена данное положение расценивалось уже как прямое и однозначное историческое свидетельство. При этом игнорируется фундаментальное положение государственного строительства, согласно которому государственная система не терпит разгула бесконтрольной погромной стихии, во всяком случае, всеми доступными средствами ей противодействует. Как уже отмечалось выше, сталинский режим не мог быть в данном вопросе исключением.
При этом советская власть, в отличие от царской, всегда обладала достаточными возможностями, чтобы не допустить подобного, задушив в зародыше любые поползновения любых течений и сил решать политические задачи путем апелляции к толпе. Однако миф о том, что российская власть во все времена разыгрывала "еврейскую карту" в бесчеловечном погромном варианте с целью достижения неких политических целей, оказался весьма живучим. Помимо многочисленных фактов миф этот опровергается, в частности, и тем немаловажным аргументом, что при всех неприглядных своих аспектах власть эта никогда не культивировала расистскую идеологию и ею не руководствовалась…
Влияние государственного антисемитизма на кадровую политику демонстрирует персональный состав высших партийных органов и характер его изменений. Для начала обратимся к составу руководящих органов ВКП(б), избранных в 1934 году на XVII съезде партии. Тогда среди членов ЦК, кандидатов в члены ЦК и членов ЦРК (Центральной ревизионной комиссии) ВКП(б) в количестве 161 человека, представлявших собой высший слой партийной номенклатуры, до 20 процентов составляли евреи. В 1939 году в составе соответствующих органов, избранных XVIII съездом партии и насчитывавших 189 человек, процент евреев уменьшился почти до 10-ти. Однако в данном случае трудно утверждать, что в марте 1939 года, когда окончательно согласовывались списки, за которые должны были проголосовать делегаты съезда, уже заработали механизмы выталкивания евреев из властных структур. Тем более что все члены предыдущего состава руководящих органов, уцелевшие в годы "большого террора", не носившего, как уже было упомянуто, антисемитской направленности, были включены и в новый состав.
Но самое главное, что обращает на себя внимание: в 1939 году в партийном ареопаге из упомянутых 10 процентов более половины оказались вновь избранными, и это однозначно указывает на продолжавшееся продвижение евреев по кадровой лестнице руководящих структур. Что же касается уменьшения их относительного там присутствия, то причины тут могут быть самые разные. В качестве одной из них может быть назван возросший образовательный уровень партийных кадров, вчерашних выходцев из рабочих и крестьян самых разных национальностей, в первую очередь — русских и украинцев, составлявших подавляющее большинство населения страны. Данное обстоятельство способствовало выдвижению на руководящие посты, ставшие вакантными после разгула "большого террора", именно этой "разумной и грамотной рабочей силы", вполне готовой уже составить конкуренцию изначально принявшей революцию еврейской интеллигенции.
Картина изменилось сразу же после XVIII съезда ВКП(б). На состоявшейся в феврале 1941 года XVIII Всесоюзной партконференции персональный состав ЦК и ЦРК был изменен, причем "представительство" евреев уменьшилось до 7 процентов за счет исключения из упомянутых высших партийных органов репрессированного первого секретаря ЦК КП(б) Туркмении Я.А. Чубина, а также снятых со своих постов
с понижением в должности наркомов М.М. Литвинова, Н.М. Анциловича и П.С. Жемчужиной. Вывели также из состава кандидатов в члены ЦК старого большевика Г.Д. Вейнберга, избранного кандидатом в члены ЦК еще в 1930 году.
За исключением Литвинова ни один из перечисленных деятелей не может быть причислен к непосредственным жертвам каких-либо антиеврейских акций, так как за рассматриваемый период были значительно понижены в должности либо даже репрессированы и другие крупные руководители, вовсе не евреи. Однако настораживает другое. Несмотря на значительное обновление на партконференции состава высших органов ВКП(б), введение туда более трех десятков новых членов, ни одного партийно-государственного деятеля еврейского происхождения среди них не было. Вот тут уже прослеживается явная тенденция в кадровой политике, которая начала формироваться именно в период советско-германского сближения.
Послевоенные политические события и изменения в мире наложили свой отпечаток и на характер государственного антисемитизма в СССР. Еврейский народ под влиянием испытаний, выпавших на его долю в годы войны, а также под впечатлением образования Государства Израиль все более стал ощущать себя единым народом, что вызвало резко негативную реакцию со стороны Кремля. Советскому руководству стало казаться, что советские евреи становятся "пятой колонной мирового империализма", превращаются в лиц с "двойным гражданством", для которых зарубежное, в первую очередь — американское, влияние оказывается решающим фактором.
Такое отношение сделалось преобладающим, когда Израиль стал рассматриваться в качестве проводника американской политики на Ближнем Востоке и во всем мире, а в Советском Союзе явно проявились естественные симпатии евреев к этому государству. При этом не только простые граждане, но и многие представители вполне ассимилированной столичной партийно-государственной, научной, культурной и хозяйственной элиты ощутили свою принадлежность к еврейству и не особенно скрывали свои чувства. Лишним подтверждением этому послужил торжественный прием, оказанный осенью 1948 года в Московской хоральной синагоге первому посланнику Государства Израиль в СССР Голде Меир.
Положение обострялось из-за начинавшейся "холодной войны", когда психология "осажденной крепости" и всеобщая подозрительность по отношению к Западу становились определяющим фактором не только пропаганды, но и реальной политики. Не последнюю роль в нарастании в политическом руководстве антиеврейских настроений сыграло и то обстоятельство, что желание определенной части евреев выехать в Израиль представлялось властям совершенно неприемлемым. Помимо чисто материальных потерь, связанных с утратой столь необходимых государству квалифицированных работников, факт массового отъезда людей из социалистической страны, объявленной воплощенной мечтой всех трудящихся всего мира, не мог не рассматриваться как явный политический урон. Даже сама по себе идея "голосования ногами", которую могли или попытались бы подхватить другие народы СССР и отдельные "несознательные" граждане, таила в себе взрывоопасный потенциал.
Основным объектом преследования в набиравшей силу активной политике государственного антисемитизма стал Еврейский антифашистский комитет (ЕАК). Образованный в 1942 году по указанию советского руководства, ЕАК призван был оказывать влияние на мировое общественное мнение, стимулируя чувства симпатии и различные инициативы по оказанию поддержки СССР, боровшемуся с нацизмом. Естественным образом эта организация, единственное национальное объединение евреев в стране, стала центром консолидации еврейской общественности, которая за отсутствием иных подобных структур могла опираться только на ЕАК.
Известно, с каким подозрением относилось политическое руководство к проявлению всякой самостоятельности, выходившей за строго установленные рамки, особенно когда дело касалось вопросов национальных. Угроза национального сепаратизма и возможного раскола страны виделась в любой не санкционированной сверху инициативе, что влекло за собой стандартные обвинения в "буржуазном национализме", сразу же ставившие эти инициативы вне закона. Поэтому действия лидеров ЕАК, связанные с защитой интересов и прав евреев, всегда вызывали недовольство в советском руководстве. ЕАК как "ходатай по еврейским делам" был совершенно лишним в советской политической системе, а его претензии на представительство евреев в руководящих органах считались неприемлемыми и опасными.
Так, с явным подозрением была встречена в 1944 году инициатива деятелей ЕАК создания Еврейской Советской Социалистической Республики в Крыму. Официальные предложения по этому вопросу были изложены в записке, поданной Сталину председателем ЕАК главным режиссером Государственного еврейского театра (ГОСЕТа) С.М. Михоэлсом, поэтом И.С. Фефером, журналистом Ш.Б. Эпштейном и поддержанной С.А. Лозовским. (Лозовский возглавлял Совинформбюро, при котором функционировал комитет, и, не входя официально в состав ЕАК, являлся одним из главных его организаторов и фактическим руководителем.)
Инициатива в предварительном порядке обсуждалась с Молотовым, жена которого — Полина Жемчужина — принимала живое участие в делах ЕАК. Более того, поначалу советское руководство зондировало возможность использования этого вопроса в широком контексте советско-американских отношений, а также возможность получения финансовой помощи для восстановления разоренного войной полуострова.
Однако предложение по Крыму оказалось в итоге неприемлемым для Сталина по целому ряду причин. Во-первых, он по-прежнему не хотел оказывать какого-либо предпочтения евреям, опасаясь возникновения массового недовольства в разоренной войной стране. Во-вторых, создание автономии неминуемо, в его представлении, превращало Крымский полуостров в сферу влияния США, которые через посредничество влиятельных еврейских общественных организаций сделали бы свое присутствие там постоянным нежелательным фактором. Предложение было отвергнуто, но в дальнейшем послужило в качестве обвинения деятелей ЕАК, которые якобы по прямому заданию империалистических кругов США пытались отторгнуть Крым от Советского Союза.
В сложном положении оказались в связи с этим высокопоставленные партийные деятели Лозовский и Жемчужина, на которых пало подозрение в лоббировании интересов еврейства в советском высшем руководстве, в попытках копировать подобные же действия влиятельных представителей еврейской общины в США. Такие явные признаки общественной активности советских евреев не могли не вызвать ответной жесткой реакции партийно-государственных структур, тщательно оберегавших свою абсолютную монополию на власть.
Позднее Сталин публично, на организационном пленуме ЦК, который состоялся после XIX съезда в октябре 1952 года, предъявил Молотову обвинение в том, что тот поддержал предложение об организации еврейской республики в Крыму. "Это грубая ошибка товарища Молотова. Для чего это ему понадобилось? На каком основании товарищ Молотов высказал такое предложение? У нас есть Еврейская автономия. Разве этого недостаточно? А товарищу Молотову не следует быть адвокатом незаконных еврейских претензий на наш советский Крым, — сказал Сталин. И продолжил: Товарищ Молотов так сильно уважает свою супругу, что не успеем мы принять решение Политбюро по тому или иному важному политическому вопросу, как это становится известным товарищу Жемчужиной. Получается, будто какая-то невидимая нить соединяет Политбюро с супругой Молотова Жемчужиной и ее друзьями.
А ее окружают друзья, которым нельзя доверять".
Таким образом, задним числом, в то время как жена Молотова уже находилась в ссылке, а Лозовский был расстрелян, Сталин решил открыто объявить об имевшем якобы место реальном покушении на интересы государства с вовлечением в сферу вражеской деятельности второго человека в руководстве страны. Как известно, Молотов в 1949 году лишился в связи с этими подозрениями расположения вождя, был удален с поста министра иностранных дел и председателя Комитета информации (внешняя разведка).
В обстановке разворачивающейся "холодной войны", по меньшей мере, подозрительными стали казаться и устойчивые связи ЕАК с международными, в первую очередь — американскими, еврейскими организациями. Эти контакты не прекращались, несмотря на то, что просьбы о выезде за границу для делегаций еврейской общественности встречали неизменный отказ. Власти хорошо запомнили, с какими почестями были встречены Михоэлс и Фефер, посетившие США в годы войны, — не только евреями, но и многими американскими гражданами нееврейского происхождения и русскими эмигрантами. В новых условиях подобные демонстрации были признаны несвоевременными. Однако вовсе изолировать ЕАК от мирового еврейства советской стороне не представлялось возможным.
В СССР время от времени приезжали государственные и общественные деятели Запада, которые добивались встреч с представителями единственной еврейской организации, старавшейся по мере возможности содействовать им в ознакомлении с жизнью и работой советских евреев. Позднее подобная деятельность также была квалифицирована как подрывная и шпионская.
Всякие подозрения в нелояльности в обстановке репрессивного сталинского режима неизбежно развязывали руки органам государственной безопасности, которые, широко используя ложь и провокации, искусственно создавали причудливые схемы антигосударственных заговоров. В данном случае, выполняя своеобразный политический заказ и демонстрируя свою востребованность, чины "ударного отряда партии" во главе с вновь назначенным министром госбезопасности СССР Абакумовым не упускали случая отличиться. Уже в конце 1946 года началась фабрикация дела о "заговоре" в окружении вождя по линии его родственников, их друзей и знакомых-евреев. После арестов, проведенных в конце 1947 — начале 1948 года, и соответствующей "обработки" арестованных в застенках МГБ следователи смогли предъявить руководству страны выбитые "признания" о наличии сионистско-шпионского заговора, непосредственно связанного с ЕАК и его руководителем Михоэлсом. "Заговорщики" якобы пытались через родственников покойной жены Сталина Н.С. Аллилуевой, а также используя окружение Г.И. Морозова (тогдашнего мужа его дочери Светланы, еврея по происхождению), проникнуть в ближайшее окружение вождя и по заданию западных спецслужб занимались сбором материалов о его семейной жизни.
Подобная информация трансформировалась в сознании вождя в сигнал чрезвычайной опасности. Поэтому в январе 1948 года Сталин отдал указание физически уничтожить Михоэлса, представив его гибель как несчастный случай.
Выполняя указание вождя, Абакумов направил в Минск оперативную группу под руководством заместителя министра госбезопасности СССР С.И. Огольцова, действовавшую совместно с местными чекистами, которыми руководил министр госбезопасности Белорусской ССР Л.Ф. Цанава. Гибель Михоэлса по согласованию со Сталиным была представлена как результат случайного наезда грузовой автомашины поздним вечером на малолюдной улице.
О том, почему в данном случае было решено действовать тем, а не иным способом, могут быть высказаны самые различные суждения. Вероятно, вождь опасался, что подробности его семейной жизни станут известны в процессе следствия определенному кругу лиц, пусть и особо доверенному, однако недостаточно для подобных вопросов ограниченному. Вероятно, учитывая авторитет и общественный вес Михоэлса как внутри страны, так и особенно за рубежом, Сталин опасался отрицательных политических последствий его ареста. А может быть, возникли предположения, что, пав жертвой судебной либо внесудебной расправы, великий артист навсегда останется в сознании людей мучеником, пострадавшим за свой народ...
Расправившись с Михоэлсом, который представлялся Сталину не только "буржуазным националистом", но и личным врагом, угрожавшим его безопасности, вождь не пошел на ликвидацию ЕАК. Дело в том, что в 1947 и 1948-м годах СССР поддерживал создание независимого еврейского государства на Ближнем Востоке, противодействуя, таким образом, англичанам и американцам, которые связывали в то время свою политику в этом регионе с интересами арабов. Когда 14 мая 1948 года было официально провозглашено создание Государства Израиль, Советский Союз не только официально признал его, но и через Чехословакию в обход международного эмбарго организовал массовую поставку оружия и боеприпасов молодому государству, в одиночестве отражавшему агрессию своих арабских соседей. Однако возрастающее усиление еврейской активности внутри СССР, а также неопределенность в отношениях с Израилем, где становилось все более ощутимым политическое и экономическое влияние США, показали всю призрачность надежд советского руководства на благоприятное для его интересов развитие событий.
В этой обстановке кремлевское руководство посчитало необходимым радикально пресечь всякую деятельность любых еврейских национальных организаций и приступить к тотальной национальной ассимиляции еврейского народа. Советские евреи должны были забыть во имя определенным образом толкуемых интересов государства о своей культуре и полностью расстаться со своей самобытностью. Денационализация, проводимая в русле утверждения интернационалистских коммунистических идеалов и традиционной для советской власти антирелигиозной политики, направленной на борьбу с иудаизмом, сменилась насильственной ассимиляцией, сопровождающейся закрытием всех без исключения еврейских национальных учреждений. Более того, даже по отношению к полностью ассимилированным евреям, которые не знали своего языка, культуры и религии и являлись представителями русской, украинской либо какой-то иной культуры народов СССР, проживая в этом окружении уже не в первом поколении, начала проводиться линия на жесткое социальное ограничение. Синдром подозрительности, боязнь проникновения "враждебного влияния" и обвинения в "антисоветской деятельности", столь характерные для диктаторского режима по отношению к определенным группам населения, сработали в полной мере.
Практическим шагом в этом направлении стало постановление Политбюро ЦК ВКП(б) от 20 ноября 1948 года о роспуске Еврейского антифашистского комитета. Одновременно были закрыты газета "Эйникайт" и издательство литературы на еврейском языке "Дер эмес", функционировавшие при комитете. Все документы и архивы этих учреждений были изъяты МГБ, превратившись в вещественные доказательства в возбужденном следственном деле. Уже 3 января 1949 года ЦК ВКП(б) разослало по партийным комитетам на местах закрытое письмо, где разъяснялись причины роспуска ЕАК и указывалось, что данная организация превратилась в подрывной антисоветский центр, который, ориентируясь на США, проводил работу против СССР. Можно считать, что указанный документ и явился сигналом к началу невиданной еще антисемитской кампании. Преследованиям и арестам подверглись не только члены руководства ЕАК, но и широкий круг деятелей еврейской культуры, а также многие представители творческой, научной и технической интеллигенции, евреи по происхождению.
В 1952 году в Москве состоялся "главный процесс" над руководящими деятелями ЕАК, в результате которого Военная коллегия Верховного Суда СССР приговорила к высшей мере наказания С.А. Лозовского, актера В.Л. Зускина, партийного и профсоюзного деятеля И.С. Юзефовича, врача Б.А. Шимелиовича, литераторов И.С. Фефера, Д.Р. Бергельсона, П.Д. Маркиша, Л.М. Квитко, Д.Н. Гофштейна, а также рядовых членов ЕАК журналистов Э.И. Теумин, И.С. Ватенберга, Ч.С. Ватенберг-Островскую и Л.Я. Тальми. Академик Л.С. Штерн после трех лет пребывания в следственной тюрьме была отправлена в ссылку, а заместитель министра госконтроля РСФСР С.Л. Брегман умер в тюрьме в ходе процесса. Всего по делу ЕАК и связанным с ним делам были осуждены до 140 человек, из них 23 — расстреляны.
Одновременно с тайными событиями вокруг ЕАК происходила публичная экзекуция "безродных космополитов". Известно, что сразу после окончания войны, в 1946 году, началась широкая кампания по "закручиванию гаек" в духовной сфере. В обстановке наметившегося мирового противостояния враждебных друг другу политических сил советское руководство посчитало необходимым максимально усилить идеологическую обработку населения и устроило "промывку мозгов" творческой интеллигенции, влияющей на создание соответствующего общественного климата. Последовал ряд крупномасштабных идеологических акций, направленных против "аполитичности" и "безыдейности" художественной литературы, против влияния "современной упаднической буржуазной музыки" на развитие советской музыкальной культуры, усиление партийного контроля над репертуарной политикой театров и содержанием кинофильмов.
Тогда же в качестве идеологического и политического обвинения стало использоваться понятие "низкопоклонство перед Западом", предъявляемое тем, кто признавал западные научно-технические и культурные достижения, стремился к контактам с западной наукой и культурой. Целями всей этой кампании были изоляция советской науки и культуры от остального мира, возрождение в стране обстановки "осажденной крепости", без чего, по мнению Сталина, не представлялось возможным одержать победу в противостоянии с капиталистическим окружением.
Роль "общественных трибуналов", рассматривающих "антипатриотические, антигосударственные и антиобщественные поступки и действия", исполняли суды чести, организуемые при центральных ведомствах и призванные оказывать "политическое воздействие" на руководящих работников, крупных ученых и деятелей культуры. В более ординарных случаях общественному поношению заподозренные в "низкопоклонстве перед Западом" подвергались на собраниях и в печати. Такие обвинения влекли за собой административные гонения, запреты на профессию, а в некоторых случаях даже репрессии.
Чтобы как следует запугать людей и преподать им возможно более поучительный урок, обвинения в низкопоклонстве обрушивали на весьма заслуженных и уважаемых людей. Так, например, данного обвинения и суда чести не избежал известный ученый-полярник, геофизик, будущий академик, Герой Советского Союза Е.К. Федоров, который в 1947 году был снят с поста начальника Главного управления гидрометслужбы СССР.
Наиболее уязвимыми для обвинений в связях с западной культурой и наукой оказались евреи, которые в сознании организаторов политических кампаний объединялись общим национальным происхождением с мировым еврейством, выдвинувшим из своей среды выдающихся представителей в самых разных сферах человеческой деятельности. Многие представители интеллигенции еврейского происхождения
и сами еще до революции получили образование в западных университетах, что почти автоматически делало их в глазах идеологических надзирателей апологетами Запада. Кроме того, сама актуальность "политического заказа" на социальное ограничение евреев делала их как бы естественной мишенью для самых надуманных обвинений. Знаменательно, что как раз в ноябре — декабре 1948 года, сразу после роспуска ЕАК, во время арестов его руководящих деятелей и начала широкомасштабных антиеврейских акций, развернулась известная кампания против театральных критиков-космополитов.
Игорь АБРОСИМОВ.
(Окончание следует.)
Печатается по публикации
в сетевом альманахе
"Еврейская старина" —
с любезного разрешения
редактора Евгения Берковича.
