|
 На главную страницу сайта |
Наш дедушка, Меер Гершкович Кушнир, родился в 1876 году. Для невесток, внуков, бабушки Брухи он был спасителем. За свою долгую жизнь познал погромы, революцию, голодомор, Великую Отечественную войну, послевоенный голод, потерю близких…
Он был кузнецом. Перед войной дедушка с сыновьями построили дом и кузню в городе Первомайск (тогда Одесская область), на берегу Южного Буга. Старший сын Ершл, 1905 года рождения, был парикмахером, из-за болезни сердца был освобожден от воинской обязанности. Мой отец, Исаак, 1907 года рождения, освоил кузнечное дело и работал с дедушкой. Третий сын, Лейб, 1918 года рождения, поступил в Одесский медицинский институт, с третьего курса был отправлен на фронт.
Дочь Нехама родилась в 1913 году. Она вышла замуж, родила мальчика, который прожил несколько дней. От неудачных родов умерла и Нехама. Такая вот случилась трагедия. И когда в 1938 году родилась я, меня назвали ее именем.
Мой отец очень любил детей. Успокаивал маму, что прокормит и десять малышей. К началу войны нас было четверо: сестре восемь лет, брату — шесть, младшему — полтора годика, а мне — три. Если бы не дедушка, мы бы погибли. Куда мама могла бежать? Отца забрали на фронт в первые дни войны. Он уже знал, что такое война. Видел смерть на финской и польской. Тогда в войне участвовали лошади, и отец, будучи кузнецом, ковал лошадей. С Великой Отечественной он не вернулся, пропал без вести.
Когда немецкие бомбы стали падать на город и слухи о жестокости фашистов дошли до сознания, дедушка решил переждать бомбардировки в селе (названия не помню), где он работал вместе с папой.
Взрослые шли, а дети иногда шли, иногда ехали на подводе. Добрались до села, но прожили там недолго. Вскоре председатель колхоза сказал: "Уезжайте, через пару дней здесь будут немцы". И мы успели уехать. А родственница с двумя детьми задержалась, и потом ей пришлось убегать под бомбежками. Они тоже спаслись и смогли нам рассказать о своих мучениях.
Было холодно и голодно. Из посуды мне запомнился котелок, который папа привез с польской войны. Что было из вещей — меняли на продукты. Один раз маме повезло выменять какое-то количество манки, смешанной с сахаром и солью.
Так, на подводе, мы доехали до Саратовской области. Приехали в село Котоврас Балашовского района. Здесь дядю Гришу (Ершла) забрали на месяц подготовки, а через короткое время его жена получила извещение, что он погиб под Сталинградом.
Если была крыша над головой, спали на полу. Мама ложилась посередине, протягивала руки, которые служили нам, детям, подушкой: с одной стороны — я и сестра, с другой — мои братики. И так все годы эвакуации мы грели друг друга своими телами. Как потеплело — хозяйка вышвырнула нас на улицу, а местная власть поселила нас в сторожку на кладбище. Однажды поднялся ветер, пошел дождь, и снесло крышу сторожки.
Мама работала в поле, получала в колхозе картошку и варила в котелке. Один ел, другие ждали.
Где бы ни жили, наш дедусь работал в колхозах кузнецом, а мы, дети, с нетерпением и любовью ждали его с работы, садились к нему на колени…
И вот наступил 1945 год, пришла долгожданная Победа над фашистами. Младший дедушкин сын Лейб (мы его звали дядя Лева) дошел до Берлина, остался живым. Потом разыскал нас и приехал повидаться. Сколько было радости!
Дедушка сделал запрос и получил ответ из райисполкома города Первомайск, что наш дом сохранился. Стали собираться домой. В дорогу мама собрала тыквенные семечки, пожарила их, а чтобы дети не съели, спрятала мешочек у соседки. И забыла перед отъездом забрать. Ехали поездом несколько дней — впроголодь. Все наше имущество поместилось в сундуке, сделанном руками дедушки.
Приехали рано утром. Город был сильно разрушен. Нашли дом. Постучали — нас в дом не впустили. Днем к нам вышел мужик, стал прогонять, а дедушку пытался задушить. Мы стали кричать.
Наступила ночь. Мы спали на земле возле дома. Утром дедушкин племянник забрал нас к себе, в очень убогое жилище. Пришлось приехать из Германии дяде Леве, и с его помощью местные власти выселили из нашего дома недовольных нашим спасением нелюдей.
Окна были заложены кирпичами, двери поломаны, крыша в дырах от пуль. Постепенно уложили толь на крышу, дедушка сделал рамы, двери. Для нас он изготовил первые санки из металлических планок.
Летом 1946-го заболела бабушка Бруха. Положили ее в больницу, а когда стало легче — выписали. Пока дедушка за ней пришел — она уснула. Кто-то из обслуживающего персонала грубо разбудил ее, бабушку испугали, вынесли в коридор... У нее парализовало левую сторону, она потеряла дар речи.
Дедушка и мама ухаживали за ней. Дедушка стал спрашивать, где можно купить кровать, чтобы положить больную бабушку. Ему подсказали. Когда он зашел к владелице — сразу узнал кровать, сделанную его собственными руками. Дедушка молча забрал кровать, хозяйка все поняла.
Промучилась бабушка дней двенадцать — четырнадцать и умерла. Ей было 60 лет. Могла еще пожить… Похоронена в Первомайске.
До 80 лет дедусь наш работал в колхозах, получая раз в году продукты. Денег не платили.
В 1966 году мой брат оплатил двухкомнатную кооперативную квартиру в Одессе и забрал дедушку с мамой к себе. В этой квартире с удобствами — горячей и холодной водой — дедушка прожил последние три года.
Он успел испытать радость общения с правнуками. Нашей дочери Леночке был годик, она часто простужалась, и мы привезли ее в Одессу. Дедусь разговаривал с мамой на еврейском языке, и ребенок все понимал. К примеру, обычно мама обращалась к дедушке "швер" (по-русски — свекор). Как-то наша Леночка обратилась к нему: "Дедушка Меер". Он так удивился! Подзывает маму и говорит: "Фейгы, кымер! Зуг мир, фын воныт вейст дыс кынд аз их эйс Меер?" ("Фейга, подойди, скажи, откуда ребенок знает, что меня зовут Меер?")
Он умер в 1969 году, 8 апреля. Похоронен на еврейском кладбище.
Вот таким — трудолюбивым, добрым, любящим, заботливым — запомнился наш дедушка Меер, Человек с большой буквы. Такие люди должны бы жить хотя бы 150 лет — и не болеть.
Нехама КУШНИР.
