|
 На главную страницу сайта |
В 1940 году на полотне киноэкрана встретились в комедии положений - путанице, вызванной внешним сходством, - два совершенно разных персонажа: хорошо известный миру и полюбившийся многим бродяга Чарли и его "двойник" - диктатор Хинкель, прототип которого к тому времени уже навис над Европой мрачной тенью. ("О, черная гора, затмившая весь свет", - написала в Елабуге Марина Цветаева прощальные строчки, узнав, что Гитлер занял Прагу.) Зловещая фигура, "чудовище в человеческом облике" - так назвал его Чарльз Спенсер Чаплин, автор сценария, режиссер-постановщик и исполнитель обеих главных ролей в фильме "Великий диктатор".
Появление такого фильма в Соединенных Штатах 40-го года - это не просто событие в мире кино, не просто выход на экраны еще одной из блистательных бурлескных комедий Чаплина. Это - поступок, требовавший от создателя мужества, убежденности в правильности своих действий, уверенности в себе и "жестоковыйности", присущей евреям (хотя аргументов о нееврейском происхождении Чаплина ровно столько же, сколько и в пользу его принадлежности к роду иудейскому). Если правы те, кто отрицает еврейские корни этого неординарного человека, легенды киномира и общественного деятеля, то тем значительнее его поступок. Моральная чистоплотность, а не просто солидарность с жертвами и мишенью "нюрнбергских законов" побудила его поставить антифашистский фильм.
Чаплин получал письма, содержащие угрозы, и когда работал над картиной, и перед премьерными просмотрами. В Америке у расовой теории нацистов было немало сторонников. Пять изданий "Международного еврея", объединившего под своим переплетом разнообразные антисемитские материалы (в том числе и фрагменты так называемых "Протоколов сионских мудрецов"), возымели действие на сознание "среднего американца". Эти объемистые сборники, изданные еще в середине 20-х миллионными тиражами по инициативе и на средства Генри Форда, продавались за считанные центы, а то и распространялись бесплатно. Антисемитский "градус" этого популярного издания был таков, что "избранные места" из "Международного еврея" Гитлер неоднократно цитировал в "Майн кампф".
В Нью-Йорке, на Пятой авеню, собирались фашиствующие молодчики, вещавшие перед кучками слушателей: "Философия Гитлера основана на глубоком и вдумчивом изучении нашего индустриального века, в котором не остается места для полукровок или евреев". Реакция аудитории на такие тексты была очень показательной для времени, когда снимался "Великий диктатор". Кто-то не очень уверенно пытался пристыдить очередного оратора, напоминая, что они находятся в Соединенных Штатах Америки, где "человек - это звучит гордо". "Затесавшаяся" среди слушателей еврейка возмутилась: "Если бы я была мужчиной, то набила бы тебе морду!" Полицейский сделал ей замечание. Большинство равнодушно молчало.
Друзья и коллеги, совладельцы студии "Юнайтед артистс", пытались отговорить Чаплина от рискованного замысла. На то были не только политические, но и экономические резоны. Рентабельность антифашистского фильма была очень сомнительна и в США, не говоря уже о Европе... События разворачивались с колоссальной быстротой. К моменту выхода фильма немцы захватили Данию, Голландию, Норвегию, прорвали линию Мажино, на которую уповали французские генералы, вторглись в Бельгию, оккупировали Францию. В Париже начала выходить новая газета "Ля Франс о травай", которая поучала читателей: "В каждом из нас есть крупица еврейского духа, поэтому необходимо учинить внутренний душевный погром"...
Очевидно, эта частица была и в Чарли Чаплине. Надежно защищенная от "душевного погрома", она дала о себе знать. Вопреки колебаниям и увещеваниям коллег из "Юнайтед артистс" Чаплин твердо решил: "Гитлера необходимо высмеять. Конечно, если бы я знал о подлинных ужасах немецких концлагерей, я не смог бы сделать "Диктатора", не смог бы смеяться над нацистами, над их чудовищной манией уничтожения. Я был полон желания высмеять бредовую идею чистокровной расы".
"Великолепная картина, - сказал о "Диктаторе" Гарри Гопкинс, главный советник президента США Франклина Рузвельта. - Ее надо было непременно сделать". Успех проката фильма в США и в Англии, неожиданно превратившейся в европейский оплот борьбы с фашизмом, сомнений больше не внушал. "Диктатор" побил все рекорды сборов и в Штатах, и в Британии.
Через два года, когда американцы, ошеломленные нападением Японии на Перл-Харбор, уже очнулись от безучастного созерцания событий в Европе и осознали, что океан, отделяющий их от восточного полушария, - еще не гарантия безопасности, Чарли Чаплин выступил на нескольких митингах в поддержку обращения президента Рузвельта об открытии второго фронта "для помощи России в войне". Выступил не как актер, "воспламеняющий" публику своим пафосом, но как государственный муж, аналитик, дипломат, футуролог, убедительно обрисовав, что грозит мировой цивилизации, если нацисты одержат победу. И это тоже было поступком, воспринятым американским истеблишментом неоднозначно. Чаплин перестал получать приглашения на уик-энды в богатые загородные дома. "Решился бы я на столь донкихотский подвиг, не сделав перед тем антифашистского фильма? - размышлял он о мотивах своей политической деятельности. - Думаю, что самым сильным из них была моя ненависть к фашизму".
"ВЕЛИКИЙ НЕМОЙ" И ДРУГИЕ
"Великим немым" с момента появления стали называть кинематограф - за силу воздействия новых ощущений на зрителя и за его безмолвие. Это определение в полной мере можно отнести к Чарли Чаплину. Хотя в фильме "Диктатор" зритель впервые услышал его голос, доносящийся с экрана, но говорил, вернее, "нес всякую тарабарщину, выступая перед толпой", диктатор Хинкель. Бродяга Чарли был молчалив, как всегда. Чаплин с большой настороженностью отнесся к звуковому кинематографу, полагаясь, как и прежде, на выразительность мимики и пластики актера. К тому же его первый "зрительский опыт" эти опасения подтвердил: "Братья Уорнеры выпустили свой первый звуковой фильм на историческую тему. Когда повернулась дверная ручка, мне показалось, что завели трактор, а когда дверь закрылась, раздался такой грохот, будто столкнулись два грузовика. Латы странствующего рыцаря при малейшем движении гремели, как стальные листы в прокатном цеху, семейный обед своим звучанием напоминал шум дешевого ресторана в часы пик, а вода, наливаемая в стакан, почему-то булькала на очень высокой ноте".
Бродяге Чарли, нескладному, трогательному, жалкому и аристократичному одновременно, не нужны были монологи. Благодаря опыту театрального актера, технике, выразительности, мастерству сценического движения все было понятно без слов. "Ваша комедия - это балет, - сказал Чаплину премьер дягилевских "Русских сезонов", танцовщик и балетмейстер Вацлав Нижинский, однажды наблюдавший съемку. - Вы прирожденный танцор". С каждой новой комедией бродяга становился все сложнее, исподволь обнажая перед зрителем неожиданные глубины человеческой личности в ситуациях, казалось бы, мало этому способствующих.
Бродяга Чарли из фильма "Малыш" (1921), самоотверженно защищающий маленького приемыша, - это уже не тот незадачливый бездельник из "Скетинг ринга" (1917), который, беспечно пересекая каток и сбивая с ног всех, кто встречается ему на пути, усаживается в секторе стадиона, невозмутимо наблюдая суматоху, им же созданную. Удачливый золотоискатель Чарли из "Золотой лихорадки" (1925) и романтик Чарли из "Огней большого города" (1931) - это разные люди.
В фильмах Чаплина было все, чем жила Америка, да и весь мир. Антимилитаристский пафос, побудивший Ремарка к созданию романа "На западном фронте без перемен", у Чаплина обрел вид комедии "На плечо" (1918), снятой по свежим следам первой мировой, перекроившей карту Европы. Известнейший актер Дуглас Фербенкс, ознакомившийся еще с "горячим фильмом" едва ли не в монтажной, хохотал до слез с первого до последнего кадра. На чувство меры, с которым сделана комедия на такую невеселую тему, и глубину понимания "окопной правды" безошибочно указывает сногсшибательный успех картины у солдат.
В первой половине 30-х на автомобильных заводах Форда в Детройте заработала на полную мощность конвейерная система. Скорость конвейера превращала за несколько лет здоровых парней в дряхлых стариков. В 1936 году Чаплин снял комедию "Новые времена", где Чарли-рабочий, отупев от напряжения и ошалев от монотонности многочасового труда на конвейере, порывается закрутить гаечным ключом все попадающие в его поле зрения пуговицы...
Комедии Чаплина - независимо от темы и антуража -представляли собой, по существу, трагикомедии и мелодрамы, побуждая зрителя не только хохотать или смахивать слезу, но и размышлять о том, насколько адекватно люди воспринимают мир и друг друга.
И картины, и их создатель были настолько популярны, что во время поездок по Америке или в Европу, прибывая на премьеру или покидая город, Чаплину приходилось пускаться на ухищрения, чтобы избежать встречи с толпами поклонников.
"Великий диктатор" открыл "звуковую эру" в кинопространстве, созданном Чаплином. В 1947 году режиссер снял фильм "Мсье Верду", по жанру - "горькую комедию", граничащую с трагифарсом. Главное действующее лицо - этакий вариант Синей Бороды, человек, "сколотивший" капитал из денег, полученных в наследство от многочисленных жен, которых он погубил. Мсье полагает, что его действия вполне укладываются в понятия "честного бизнеса" современного ему мира. На премьерном просмотре всемирно известные писатели Лион Фейхтвангер, Томас Манн и многие другие в течение нескольких минут аплодировали стоя. Фильм не сходил с экранов Нью-Йорка более полутора месяцев, давая огромные сборы.
Последний фильм, который Чаплин поставил в Америке, "Огни рампы", был звуковым фильмом... о Чарли. Но - не о бродяге Чарли. В основе фильма - история любви Чарли Чаплина и юной Уны, которая стала его женой. Правда, на экране любовь седого клоуна и юной балерины - история печальная, даже трагичная, а в жизни все сложилось счастливо и благополучно.
Музыка фильма "Огни рампы", как и множества других, написана самим Чарли Чаплином. Ни фильм, ни мелодии не стареют. (Доказательство тому - приз Американской киноакадемии - "Оскар" - за музыку, присвоенный в 1972 году, через 20 лет после выхода картины на мировой экран.)
В 1952 году Чаплин с семейством навсегда покинул Соединенные Штаты. За 40 лет работы на мировую славу кинематографии и международный авторитет страны, для которой трудился, Чаплин не обрел статуса полноправного гражданина США, так и остался подданным британской короны и был приравнен к прочим "посетителям" Нового Света.
"ИЗГОЙ" С МИРОВЫМ ИМЕНЕМ
У Чарли Чаплина были все основания называть себя человеком, которого "и любили, и ненавидели", "поносили и превозносили", "легендой киномира и мишенью для злобных нападок". Такие крайности всегда сопровождают сколько-нибудь замечательного человека, тем более - настолько заметного и выдающегося.
С одной стороны - заслуженные восхищение и уважение зрителей, друзей, интеллектуальной элиты всего мира, политических, общественных и религиозных деятелей, с другой - не менее обоснованные зависть и ненависть черни, принадлежащей к разным слоям американского общества.
Ему предъявляли всевозможные нелепые обвинения в аморальных поступках. Определенные издания раздували вокруг его имени скандальные слухи, а их сотрудники пытались превратить пресс-конференции в показательные обвинительные процессы. У кинотеатров, на фоне очередей в кассу, бывавших длиной в квартал, маршировали пикетчики, размахивающие лозунгами "Вон чужака!", "Чаплин загостился у нас", "Чаплин - неблагодарный!".
Но неблагодарными в этой ситуации были те, кто поощрял, вдохновлял или смотрел сквозь пальцы на подобные демарши. Было позабыто или утратило ценность все, что он сделал для страны
И то, что его мастерство способствовало превращению кинопроизводства в киноискусство (поначалу прокатчики были обыкновенными торговцами, ценившими фильмы как товар: по такой-то цене за метр), а Америки - в кинодержаву, задающую тон на мировом экране. Благодаря его английскому опыту театрального актера и впитанному американскому опыту импровизации на съемочной площадке высококлассные комедии, любимые публикой, появлялись одна за другой, компании, с которыми он сотрудничал, обретали популярность (по нынешней терминологии - выходили в "рейтинговые").
И то, что для многих киноактеров участие в его фильмах стало трамплином для головокружительной карьеры (даже четырехлетний Джекки Куган, появившийся на экране в комедии "Малыш", заработал в кино четыре миллиона долларов).
И то, что его имя на афише было гарантией и большого числа посетителей зрелищных "площадок", и больших прибылей владельцев зрительных залов.
И то, что в казну государства поступали значительные суммы налогов с прибылей от проката фильмов Чаплина в других странах.
Все это для "официальных кругов" Америки конца 40-х - начала 50-х стало несущественным. За Чаплином числился большой список "провинностей". Ему "припомнили" отказ от сотрудничества с экс-президентом Гувером в "коммерческом проекте" поставки продуктов питания "голодающей Европе". Гувер рассчитывал использовать популярность Чаплина, его влияние - "как человека, широко известного в стране" - для создания общественного мнения, благоприятствующего этому предприятию. Но Чаплин понимал, что это, по существу, снабжение продовольствием войск вермахта. "Голодающей Европе, оккупированной нацистами", - расставил акценты Чаплин, мотивируя свое решение.
Выступления Чаплина в 1942 году на митингах в поддержку открытия второго фронта теперь расценивались как "пособничество коммунистам".
С ним сводили счеты за "Великого диктатора" - ведь для Америки 1950-х ("холодная война", "охота на ведьм") Гитлер снова превратился в символ борьбы с большевизмом и коммунизмом.
Обвинение Чаплина в приверженности коммунистическим идеям - во всяком случае, в том виде, в каком они были воплощены на "шестой части Земли, с названьем кратким" СССР - было абсолютно абсурдным. Так, например, Илья Эренбург пишет, что Парижский конгресс сторонников мира 1949 года вовсе не был коммунистическим, а назрел для утоления тревог многих миллионов людей в мире, опасавшихся, "что русские танки двинутся к атлантическому побережью" или "что Америка начнет превентивную войну". И упоминает среди "очень далеких от коммунистической идеологии" участников бельгийскую королеву Елизавету, Генриха Манна, Матисса, Шагала и Чарли Чаплина...
Сергея Эйзенштейна, который приехал в США по приглашению студии "Парамаунт", Чаплин принимал на своем теннисном корте. Сюжеты некоторых комедий обдумывал во время прогулок на собственной яхте. Чаплин любил и ценил роскошь, знал цену деньгам и, разумеется, не мог находить ничего привлекательного в идее всеобщего "равенства в бедности": "Именно богатство и слава заставили меня увидеть мир в истинном свете, помогли мне понять, что достоинство и ум человека определяются вовсе не его аристократическим произношением, что интеллигентность человека не обязательно является плодом образования или знакомства с античной литературой".
Кроме всего прочего, Чарльз Чаплин был в полном смысле слова "гражданином мира" и свободным человеком. Его даже мысленно невозможно представить за "железным занавесом", отделившим "оплот коммунизма" от внешнего мира, в государстве, где понятие "гражданин мира" интерпретировалось как состав преступления: "безродный космополит" - и преследовалось по закону.
Впрочем, космополитизм Чаплина, вернее - его британское подданство, послужил формальным основанием для всевозможных проволочек с обратной визой на въезд в США, когда он с семейством собрался отправиться в Европу на премьеры фильма "Огни рампы". Многие американцы, работавшие в Англии, тоже не торопились сменить подданство (например, представитель фирмы "Метро-Голдвин-Мейер" проработал в Англии больше 35 лет, не став британским подданным), но англичан это нисколько не волновало. И хотя виза, в конце концов, была получена, въезд Чарли Чаплину в Америку был закрыт, "пока он не даст комиссии департамента иммиграции объяснения по ряду политических обвинений и обвинений в моральной распущенности".
Но этот ультиматум был направлен уже вослед семейству, радиограммой на борт корабля, увозившего Чаплина, Уну и детей через Атлантику из США, где талантливый, независимый человек, искренне любящий эту страну, вдруг сделался "нежеланным гостем". "Самым страшным моим грехом, видимо, было и остается то, что я никогда не следую господствующему мнению, а полагаюсь на собственные суждения".
Кинокарьера Чарли Чаплина могла по этой же причине закончиться на втором фильме, в 1915 году. Прима студии "Кистоун", обласканная руководителем Маком Сеннетом, едва не стала причиной увольнения Чаплина: "Слушайте, говорят, с Вами трудно работать!" Первая попытка увольнения не удалась. Чаплин остался на киностудии, поскольку в это время поступил заказ на большое количество его комедий. Сеннет не был подобен Амалеку - безумцу, готовому любой ценой, даже в ущерб себе, восторжествовать над "предполагаемым врагом", и от увольнения перспективного сотрудника воздержался. И вот почти через 40 лет Чаплина все-таки выставили, и не с киностудии, а из страны. Но к этому времени у него уже был капитал - в прямом и переносном смысле: средства, достаточные для достойного существования на любом континенте, и мировая известность. "Мои нервы натянулись до предела. Мне было безразлично, вернусь я в эту "злосчастную страну" или нет. Я с удовольствием ответил бы им, что буду только рад не дышать больше этим воздухом, отравленным ненавистью, что я уже сыт по горло оскорблениями и ханжеством и что вообще все это мне осточертело".
Чаплин с семейством поселился в Швейцарии, в городе Веве, в просторном доме с фруктовым садом, большой лужайкой и видом на горы и озеро. Работал в свое удовольствие, наслаждаясь жизнью и отсутствием необходимости вести бесконечную борьбу и опровергать бессмысленные и нелепые обвинения в свой адрес. Рисовал, писал книги, сочинял музыку, принимал у себя друзей, путешествовал, снимал комедии. И покинул сей мир в весьма почтенном возрасте 88 лет...
Ш. САДЭ,
"Еврейский обозреватель".
