|
 На главную страницу сайта |
Красивый, похожий на испанского гранда, Александр Яковлевич Турнер только что на глазах у восхищенных гостей испек торт и теперь его, с моей точки зрения, просто портит. Он украшает торт (о ужас!) шоколадной крошкой. В свои шесть лет я люблю леденцы, а шоколад отвергаю лишь потому, что он темного цвета. Все это великолепие предназначено мне, потому как отмечается мой день рождения. Торт родился в результате совместных усилий. Бронислава Мареевна Мирельзон, жена известного ученого, профессора Льва Арьевича Мирельзона, принесла две банки сгущенки. Кто-то подарил масло, кто-то — сахар. Но сотворил шедевр кулинарного искусства Александр Яковлевич.
Я запомнила день, когда увидела Александра Яковлевича впервые, и также помню день, когда видела его в последний раз.
Блистательный хирург, профессионал высокого класса, А.Я. Турнер не был облечен высокими званиями. Но я знаю многих женщин, бывших одесситок, которые стремились попасть на прием к доктору Турнеру, чтобы подтвердить или опровергнуть диагноз, поставленный в столичных клиниках. Доброта, бескорыстие — это то, что делало Александра Яковлевича настоящим целителем. Он не делил больных на своих и чужих. Каждый имел право на его внимание (и, нужно сказать, многие этим вниманием злоупотребляли).
Доктор Турнер был подвижником. Первым приходил в отделение и уходил последним, а зачастую его вызывали и ночью. Клятва Гиппократа не была для него пустым звуком. Он спасал, лечил, выхаживал, делал все возможное и невозможное для исцеления больного. Александр Яковлевич был врачом от Б-га. Риск его всегда был оправданным, и он свято соблюдал заповедь "не навреди".
В старой Одессе пользовался доброй славой приют для призрения младенцев и родильниц. В 1878 году он был назван Павловским в честь бывшего новороссийского генерал-губернатора П.Е. Коцебу и перешел в собственное здание на улице Старопортофранковской. Врачи приюта оказывали безвозмездно акушерскую помощь даже на дому. Услугами приюта пользовалось беднейшее население города.
Это здание, сохранившееся до наших дней без значительной перестройки, вероятно, сохранило в своих стенах доброту и милосердие с тех давних времен.
Ставший роддомом № 2, приют не растерял своих добрых качеств. Здесь работали прекрасные врачи, опытные медсестры, умелые акушерки и старательные нянечки. Роддом имел свое лицо, но душой коллектива был Александр Яковлевич Турнер. Это признавали все без исключения.
Наверное, Александру Яковлевичу, как заведующему гинекологическим отделением, полагался свой кабинет, но я его в кабинете никогда не видела. Чаще всего он был в операционной. Всегда подтянутый, в белоснежном халате, на нагрудном кармане которого были вышиты инициалы, при галстуке, доктор являл собою образец элегантности. А мы? Мы были ужасны. В жутких рубашках и бумазейных халатах, в большинстве своем заплаканные от личных переживаний, мы представляли жалкое зрелище. Но Александр Яковлевич любил нас такими, какими мы были. Он вселял в нас веру в выздоровление, надежду на материнство и любовь к жизни.
Я знаю около двух десятков женщин, которым помог Александр Яковлевич. А совсем недавно, встретив свою бывшую однокурсницу, я поинтересовалась, знала ли она доктора Турнера. Она ответила просто: "Он спас мне жизнь". И N. рассказала, что перенесла тяжелую, калечащую женщину операцию, после которой впала в депрессию, отказывалась от еды и т. д. И доктор Турнер (хотя он ее и не оперировал) принес из дому электроплитку, на которой варил ей какао. И N. ожила, начала есть и возвращаться к жизни.
Это так похоже на Александра Яковлевича!
В наш век узкой специализации, когда хирурги оперируют по строго отмеренным сантиметрам, а в стоматологии, похоже, скоро будет один специалист по верхней челюсти, другой — по нижней, доктор Турнер лечил больного, а не только болезнь по своему профилю. И всегда выходил победителем. Так было и в моем случае.
На пятом месяце беременности мне два довольно известных уролога вынесли вердикт: беременность прервать, так как обостряется хронический пиелонефрит. Подавленная, отчаявшаяся, я обратилась за советом к доктору Турнеру. Александр Яковлевич, который помнил меня еще ребенком, внимательно обследовал меня и тоже вынес вердикт: "Пошли этих урологов в ж… Будем рожать".
Надо сказать, что доктор любил соленое, крепкое словцо. Да и как было без этого обойтись человеку, испытывавшему постоянный стресс. Он не позволял себе "срываться" на подчиненных, тем более — на больных. А гневался только тогда, когда кто-то пытался его поблагодарить в одесских традициях. Все знали: доктор никаких подношений не принимает. Можно принести в отделение торт и шампанское — для всех. И только к празднику.
Наверное, излишне говорить, в честь кого и как был назван мой первенец.
Несравненная Фаина Раневская как-то сказала: "Успех — единственный непростительный грех по отношению к своему близкому". Доктору Турнеру успех прощали, потому что все видели, какой ценой этот успех достигался. У доктора были ученики, но никто не хотел (или не мог?) продолжить его подвижничество. Да и то сказать: ответственности много, а компенсации почти никакой. Разве что благодарная память. Да, доктор Турнер жил скромно, более того — аскетически. Когда Александр Яковлевич пережил инфаркт, мы с отцом навестили его. В комнате стояли пара стульев, письменный стол, книжный шкаф. Сам доктор лежал на простенькой железной кровати. Он удивительным образом напоминал Дон-Кихота с гравюры Ильи Шенкера "Больной рыцарь". Похоже, что художник писал своего рыцаря с доктора.
1 января 1992 года перестало биться сердце Александра Яковлевича Турнера. Близкие поставили ему памятник, такой же светлый, каким был этот человек. На стеле памятника изображен улыбающийся доктор Турнер — такой, каким мы его знали и любили. Взгляд его упирается в кладбищенскую стену, будто доктор собирается покинуть свой тесный приют и выйти к живым. Да он и есть с нами, пока жива о нем благодарная память. А она жива. В женской консультации № 3 мне показали бережно хранимый стихотворный мадригал, посвященный доктору Турнеру. Процитирую лишь его треть:
Благодарим за наше счастье
Ваш чуткий ум и доброту,
За Ваши руки и участье,
И за любовь, и правоту.
Мы любим Вас за Ваше сердце,
Улыбку Вашу, красоту.
Мы любим Вас,
как любим солнце,
И ценим Вашу теплоту.
Эти стихи, написанные неведомым автором из 1-й палаты 2-го роддома, заканчиваются словами: "И все мы Вас так крепко любим, что будем помнить Вас всегда!". Дай Б-г, чтобы так все и было — сохранилась добрая память о нашем дорогом Человеке.
Гелена СОКОЛЯНСКАЯ.
