04.04.2012 | Культура

Артист одесского народа: ко дню рождения Семена Крупника

5 апреля Семену Самойловичу Крупнику, народному артисту Украины, исполнилось бы 84 года. Он был любим зрителями, обласкан успехом, но никогда этим не пользовался.

Может быть, поэтому — не одессит по рождению — он стал одним из символов Одессы.

Жизни и творчеству Семена Самойловича посвящена готовая к изданию книга «Артист одесского народа», в которую вошло более пятидесяти воспоминаний родных, друзей и коллег Семена Самойловича. Автор — журналист Ирина Вишневская намеренно сохранила разговорную речь своих собеседников. Из этого разрозненного многоголосия складывается образ человека, который жил, работал, любил, дружил, был в чем-то идеальным, а в чем-то абсолютно нет, образ Семена Самойловича Крупника. Сегодня «Юг» публикует сокращенный вариант одной из глав этой книги.

ЗНАМЕНИТЫЙ И СКРОМНЫЙ

Евгения Дембская, народная артистка Украины:

— Сеню очень почитали как артиста. Однажды у него угнали машину (он оставил ее на даче рядом с калиткой), но когда узнали, что она принадлежит Крупнику, вернули. Он был очень популярный. Очень. Его знали и любили.

Анна Чернобродская, заслуженный деятель искусств Украины:

— Его популярность в Одессе была огромной. Семену Самойловичу не давали пройти. Бабки благословляли его в спину, его обожали. Когда он шел с супругой по Соборке и хотел купить цветы, у него никогда не брали денег. Но Семен Самойлович был настолько щепетилен, что просил, чтобы кто-то другой сделал это. Поэтому он и стал Артистом одесского народа.

Татьяна Крупник, супруга младшего сына:

— В Одессу я приехала лет сорок назад. На работе нам давали контрамарки в театр. Когда я первый раз пришла в Театр музыкальной комедии и увидела на сцене долговязого, уморительного и замечательного актера, сразу же влюбилась в него. Это был Семен Самойлович Крупник.

А через пару дней вдруг увидела его в очереди за докторской колбасой, я стояла через несколько человек после него. И я подумала: «Боже! Такие небожители — и едят такую же колбасу, как и я?!».

Михаил Пархоменко, член Национального союза художников Украины:

— Иногда нам надо было с ним куда-то подъехать, и я предлагал взять машину. Но когда водители его видели — «О! Сеня! Крупник!», — деньги брать отказывались. Он сам по себе был очень скромным, ездил в троллейбусе, в маршрутке, с какой-то сумочкой из брезентухи.

Михаил Крупник, младший сын:

— Когда папа выходил на улицу, конечно, его узнавали, здоровались. Я не говорю, что он с каждым останавливался и разговаривал. Иногда кто-то обращался к нему панибратски: «Ой, Сеня, привет, как дела?». Он спокойно отвечал: «Нормально!». И шел дальше. Людям он никогда не хамил. Он уважал людей.

Андрей Крупник, внук:

— В школе я дедушкой никогда не хвастался, так как я вырос рядом, и к тому, что он артист, относился как к должному. Меня сначала удивляло, когда спрашивали: «А это не тот Крупник?». А потом привык. У меня никогда не было культа дедушкиной личности. Он, кстати, тоже терпеть не мог, когда к нему относились, как к звезде, ему не нравилось, когда его пытались сделать звездным человеком. Он всегда говорил: «Ребята, у меня нет мании величия!».

Он не жил как звезда — оба его автомобиля появились, когда ему было за шестьдесят. Это «Таврия», которая повидала все и побывала в авариях, и «Дачия» — тоже скромный автомобиль, его подарили, по-моему, на восьмидесятилетие деда.

Ольга Оганезова, народная артистка Украины:

— Как-то мы ехали на гастроли на старом разваливающемся автобусе. Кушать хочется! Вдруг видим, на дороге стоит грузовик с капустой. Семен Самойлович пошел, отрезал кусок капусты, и мы ехали, жевали ее. К таким неудобствам он относился совершенно спокойно. Ему вообще ничего не надо было, не нужны были особые условия. Он мог и «на березе» жить.

Олег Школьник, народный артист Украины:

— Я никогда не забуду: мы были в Америке в начале девяностых с театром «Ришелье», сытые и самодостаточные. И через десять дней нас заперли в Алма-Ату. Зима. И после американских гостиниц мы попадаем в Дом цирка. Работали в помещении цирка и утром, и вечерние спектакли были. И все думали, что у нас какая-то цирковая программа.

Мы когда зашли и зажгли свет, нам дурно стало. Невероятное количество — колония! — рыжих-усатых! Кроме того, невероятно грязно. Ничего, мы сами себе все помыли. Народный артист! Казалось бы, мог открыть рот: «А-а-а-а!». Но Семен Самойлович называл себя рабочим сцены, говорил: «Мы заходим с черного хода в театр. Мы переодеваемся в рабочую одежду, даже если это фрак, мажем себе лицо краской и выходим веселить народ».

Так вот, Алма-Ата: в магазинах — ничего. Два раза в неделю привозят хлеб. Мы пошли на рынок, а там сплошная конина. Свинина тоже есть, и гораздо дешевле. Я прослышал, что Сережа Зуенко купил эмалированную мясорубку. Купили мясо. А гостиница, как общага, там есть и кухня. У соседа, артиста цирка, ангажировал сковородку, нажарил котлет. Вся компания была счастлива.

Но потом закончилось мясо. Купили редьку зеленую. Никогда не забуду вечер, когда сидели с этой зеленой редькой и пили чай. И больше на столе не было ничего. Это — народный артист! Я про себя ничего не говорю. Но он-то, он! Легко! Соль, хлеб, водки сто граммов — и больше не надо ничего. Абсолютно непритязательный ни в чем.

Михаил Крупник, младший сын:

— Он любил хорошо выглядеть — это тоже было проявлением интеллигентности. Одежду покупал себе сам — ему нравилось выбирать. Где он это делал — не знаю.

А стригся он напротив нашего дома на Соборной площади — в гостинице Центральной. Там была и есть парикмахерская, в которой работал мастером Семен, старый еврей, одессит. Когда мы были детьми, мама нас тоже водила к нему, меня подстригали под полубокс. Портного, у которого папа и мы шили костюмы, тоже звали Сеней. Он был одним из лучших портных города.

Андрей Крупник, внук:

— В плане одежды дедушка был совершенно мужиком. Он действительно всегда одевался со вкусом, но скромно. Установки на шедевральность у него не было.

Анна Чернобродская, заслуженный деятель искусств Украины:

— Это было начало девяностых, мы готовили бенефис Семена Самойловича, и я вспоминаю, как мне звонил весь город и спрашивал: «Что подарить Крупнику?». А тогда же ничего не было — время абсолютного дефицита. Звонили организации. Звонили порты. Звонила железная дорога. «Мы его так любим!» — говорили мне. А я не могла придумать, что бы посоветовать подарить Крупнику. Подарили холодильник, телевизор, видеомагнитофон… После бенефиса к театру подогнали грузовик, чтобы увезти подарки домой.

Михаил Крупник, младший сын:

— В то тяжелое время люди подарили ему такие ценные вещи! После бенефиса у Семена Самойловича появился «джентльменский набор» — вся бытовая электротехника. За один вечер уровень его жизни сразу же вырос.

А вот звания папе долго не давали. Думаю, из-за национальности, тогда все-таки были ограничения, хотя он с первых лет — проработав здесь года два — стал известным и любимым артистом. А звание получил в семьдесят пятом году, то есть через пятнадцать лет после того, как приехал в Одессу. Помню это утро, когда кто-то позвонил — еще все спали, мама подняла трубку и закричала: «Сеня, тебе звание дали!». Это было как шок. Дома такую гульбу устроили! Люди работали на отдачу, и ценности того времени были очень высоки: орден был орденом, звание — званием. К этому шли. Этого добивались годами.

Андрей Крупник, старший сын:

— Он заслуженным артистом должен был стать задолго до того, как ему присвоили это звание. Но долго не присваивали! Когда потом дали народного, он был уже и без этого всенародно признанным. Но звания заслуженного до обидного долго не было.

Конечно, его это немного задевало. Несправедливость не может оставить честолюбивого человека равнодушным. Человек успешно работает, а начальство его заслуги игнорирует. К тому же те, кто в Киеве присваивал звания, очень не любили одесскую оперетту (потому что она была лучшая), и очень болезненно относились к ее звездам.

Анна Чернобродская, заслуженный работник искусств Украины:

— Когда Семен Самойлович получил звание народного артиста, был большой праздник. Был его бенефис. «Афганцы» подарили ему телескопическую удочку, а таксисты принесли огромную корзину роз — от таксистов Одессы. На его барельефе, установленном на доме, в котором он жил, и на кладбище у подножия памятника, одна фраза: «Артист одесского народа». И это действительно так — он был Артистом одесского народа.

Евгений Женин, журналист, кино- и театральный критик:

— Был такой уникальный случай: с концертной группой мы приехали в Израиль. Там нас встречал Яша Левинзон. Он сказал нам, что мы поедем в Тель-Авив, в Иерусалим, еще куда-то. И когда зашла речь о том, что мы съездим в Вифлеем, Крупник спросил: «Яша, быть может, я ошибаюсь, но, по-моему, Вифлеем — это уже не «чистый Израиль», а Палестинская автономия. Разве нас туда пропустят?!». В ответ на это Яша рассмеялся: «Семен Самойлович, а что, вы не знаете, в каком статусе вы туда едете?».

Дело в том, что в Израиле в это время проходили выборы премьер-министра, и вот Крупник, Сатосова, Чернобродская, Оганезова, ваш покорный слуга, Табачник со своей бригадой, «Маски-шоу» — все мы ехали в Вифлеем в качестве… независимых наблюдателей на выборах. И Крупник мне сказал: «Запомни на всю жизнь, потому что, скорее всего, наблюдателем на выборах премьер-министра Израиля ты больше никогда не будешь!».

После этой поездки, уже в Тель-Авиве, в двенадцатитысячном концертно-спортивном комплексе был концерт. Зал переполнен. В зале и одесситы, и не одесситы. Был там знаменитый российский писатель и сценарист-мультипликатор Эдуард Успенский, был Штепсель (Ефим Березин), который уже ничего не видел — он доживал последние дни и его буквально принесли на концерт. В концерте участвовали Гальцев, ленинградский «Терем-квартет» и многие другие. Но как только объявили, что на сцену приглашают Семена Крупника и Людмилу Сатосову — их званий даже и не называли, — в зале стало твориться такое, что передать невозможно! Еще до того как они вышли на сцену, все зрители поднялись со своих мест, овации были сумасшедшие — и это при том, что Семен Самойлович и Людмила Ивановна уже были немолоды, это было далеко не время их творческого расцвета. Тем не менее. Этот сумасшедший восторг зрителей от встречи с кумирами молодости произвел эффект разорвавшейся бомбы.

Марина Любарская, друг семьи:

— А когда театр «Ришелье» приезжал в Америку, знаете, что делали? Семена Самойловича с Люсей Сатосовой просили погулять по Бродвею, и как только одесситы, которых там тьма, их видели, все они валили в театр, и залы были переполнены…

Александр Кузьменков, заслуженный артист Украины:

— Как-то Семен Самойлович в очередной раз прилетел в Нью-Йорк, мы созвонились и договорились встретиться на Брайтоне. Я увидел его за четыре квартала. Идет... А за ним поклонники из Одессы. Мы пытаемся обняться, но тут появляется какой-то бомж и говорит: «Ребята, не одолжите пару центов?». И Сеня э-ле-гант-но отвечает: «Дружочек, если бы ты мне сейчас налил пятьдесят граммов коньячку, я бы был тебе очень благодарен!». Это было сказано им даже не для бомжа, а для поклонников. После этого Сеня дал бомжу пять долларов, чтобы тот был доволен. Артистом Семен Самойлович оставался двадцать четыре часа в сутки.

Марианна Крупник, внучка:

— А однажды дед ездил в Австралию. Его пригласил туда какой-то бизнесмен, бывший одессит. Он захотел сделать жене подарок на день рождения. Они уехали, когда был расцвет нашей оперетты, и были большими поклонниками таланта деда. Дед согласился поехать, но нам об этом сказал в самый последний момент. А когда вернулся, рассказывал, что его задачей было до последнего момента оставаться инкогнито. Он даже маскировался, когда гулял по городу — надевал шляпу, темные очки.

И вот в определенный момент его — как главный сюрприз вечера — в коробке из-под торта внесли в зал. Он спокойно вышел из нее и начал работать — у него хватало мудрости, такта, чувства обстановки и театрального видения всей этой ситуации. Люди там офигели! Поначалу не верили, что перед ними настоящий Крупник! Они получили море удовольствия!

Дед о себе не очень любил рассказывать. Он был скромным, даже чересчур. Я с этим не боролась, хотя и считала, что это неправильно. У него было особое положение, отличное от других, — по жизни он иначе просто не мог. Это была такая его форма поведения: дед был очень осторожным. Он понимал и политические моменты и, может быть, не хотел, чтобы из-за него пошатнулась карьера сына (моего папы). Он всегда считал, что артист — это человек, который несет добро, творчество, но живя в нашем городе, все равно мог оказаться в ситуации, когда не угодил бы чьим-то политическим интересам. И он ничего не мог с этим сделать. Даже после того, как умер…

Галина Жадушкина, заслуженная артистка Украины:

— Хочу сказать, что мы бывали с ним по разные стороны баррикад. Но с человеческой точки зрения Крупник был очень отзывчивым и всегда готовым прийти на помощь. Для меня он вообще сделал очень многое: у меня было плохо со связками, и Семен Самойлович повез меня к врачам в Ленинград.

Игорь Равицкий, народный артист Украины:

— Он боролся за актеров, ходил, выбивал квартиры. Кому — точно не скажу, врать не хочу, но знаю: попросишь Семена Самойловича, и если он считал, что это необходимо, мог тут же пойти к мэру или к губернатору. Его очень любили и ценили. Но я не могу сказать, что он был сильным, пробивным человеком или нахальной личностью. Нет.

Михаил Пархоменко, член Национального союза художников Украины:

— У Семена Самойловича был очередной юбилей. Он мне говорит: «Мишенька, там будет художник, вам, наверное, будет интересно с ним познакомиться!». Он уважал всех! Чванства, гонора, себялюбия у него не было! Он никогда не просил за себя — таким был человеком. А вот за меня, тогда нового в Одессе человека, пошел и попросил. И я получил мастерскую. За что я благодарен буду ему всю свою жизнь.

Андрей Крупник, старший сын:

— А за нас просить папа никогда никуда не ходил. Он считал нескромным хлопотать за своих… С премьерами было то же самое. Он обязательно приглашал нас, но не всегда на первый спектакль. Если мы не могли пойти, я видел, что это его задевает. Но в первых рядах мы никогда не сидели — где-нибудь подальше. Нам никогда мест не хватало. Друзья, знакомые — в первом ряду, а нам — где придется. Но это из той же серии, что и с вопросом о квартире для нас: для себя ему было неудобно просить, поэтому своих во вторую очередь, в третью…

Ольга Крупник, супруга старшего сына:

— Он не мог пойти и сказать, что нам тесно в одной квартире. «Другие живут еще в худших условиях», — говорил он. Он не мог поступиться своими принципами. Есть люди, у которых две правды: для себя и для других. У Семена Самойловича была одна правда для всех.

Марина Любарская, друг семьи:

— Когда мы (фирма «Черное море». — И.В.) делали праздники, Семен Самойлович куда-то звонил и говорил: «Здравствуйте, это Крупник…». И сразу все было понятно. Вам нужно что-то для крыши? Пожалуйста. Стекло? Пожалуйста. Семена Самойловича можно было отправить в любое ведомство и на любви к нему построить дом. Просто он этим не пользовался. У него была очень скромная дача, вокруг которой высились огромные дома, квартира на пятом этаже, где он жил вместе со своими детьми и внуками, потом уже Миша отделился. И только в конце жизни они с Асей стали жить отдельно…

Михаил Крупник, младший сын:

— В принципе, он многих людей выручал. В правоохранительные органы шел. Выбивал людям квартиры. Мастерские. Он говорил: «Я попробую сделать». И в большинстве случаев у него это получалось. Ту славу, то уважение, которые ему были даны благодаря таланту, он использовал на благое дело.

Для себя ничего не просил. Только единственный раз, когда мы, четыре человека, жили в двух комнатах, а за стенкой была квартира — кухонька и комната, папа пошел, попросил. Этим людям дали другую квартиру, а нам присоединили освободившуюся. Эта квартира перешла к старшему брату, а дачу мы купили за свои деньги. Машину ему помог приобрести Сергей Рафаилович Гриневецкий. Больше никаких благ нам никто не давал.

Папа никогда не был богатым человеком. Но все необходимое у нас было, мы никогда не жаловались, что нечего кушать, родители ездили отдыхать, изредка бывали за границей — у них в Германии жили друзья. Папу часто приглашали работать на судах крымско-кавказской линии, он всегда брал с собой маму. Им ничего не оплачивали, они отрабатывали стоимость дороги и каюты. Мама брала на работе отпуск, и тоже в круизе работала, а не сидела как жена известного артиста. Была одевальщицей. Это у них было еще со студенческих лет. Даже фотографии есть (они, будучи студентами, ездили по селам с концертами), на которых молодые папа, Александр Ширвиндт, Инна Ульянова и мама. Им тогда было лет по двадцать семь — двадцать восемь.

Валерий Хаит, драматург, писатель:

— У Крупника не было звездности. Он никогда не мог, в отличие от своего знаменитого коллеги по цеху, сказать: «Мой успешный творческий путь начался…». Он говорил: «Впервые я вышел на сцену тогда-то и тогда-то…».

Нет, это не признак интеллигентности и воспитанности. Это просто здравый смысл. Это адекватность. Это не значит, что Крупник был лишен амбиций. Конечно, он хотел успеха и шел вперед. Но у него это не замешивалось, я думаю, на сверхамбициях, которые вызывают в жизни такие проявления, как зависть, негативное отношение к коллегам — не было у него такого. Он всегда был человеком позитивным, человеком команды и очень беспокоился об успе-хах всех артистов, всего спектакля…

Анна Розен, заслуженный работник культуры Украины:

— Помню, Семен Самойлович лежал в больнице водников — ему делали операцию по замене суставов. Руководство больницы обратилось к нему с просьбой поздравить медицинский персонал с 8 Марта. И он, сидя в коляске после серьезной операции, дал концерт — подарил людям праздник. Семен Самойлович владел собой, превозмогал боль и страдания. И все через улыбку. Все были потрясены!

Для него не было больших людей и маленьких. В каждом человеке он находил что-то хорошее, умел зацепиться за любую маленькую черточку и шел от нее, вытаскивая ее наружу. И никогда не демонстрировал гонора и амбиций.

Сергей Мигицко, народный артист России:

— Секрет популярности Семена Самойловича в том, что он очень любил людей. Он работал сердцем и душой. Плюс, конечно, гражданская позиция. Мне кажется, о нем смело можно сказать, что он — артист и гражданин. Сколько он дал шефских концертов, не шефских, выступал на городских праздниках и встречах на площадях, улицах! Такой энергообмен был всегда.

Сейчас, с высоты своих лет и опыта работы в театре, я понимаю, что артисту нельзя быть спокойным. Артист должен идти в ногу со временем, он должен ловить его ритм, должен жить с ним на одном дыхании, чтобы всегда быть в тонусе. Семен Самойлович был в искусстве perpetum mobile. О таком качестве может мечтать любой артист! К большому сожалению, не всем это дано, а вот ему дано было!

Семен Крупник родился в 1928 году в Виннице. В 1955-м окончил Театральное училище имени Б.В. Щукина (Москва). В 1955-1960 годы — актер Челябинского театра музыкальной драмы. В 1960-1990 гг. — актер Одесского театра музыкальной комедии. Несколько лет проработал в одесском музыкальном театре «Ришелье». С 1990-го — актер Одесского русского драматического театра имени А. Иванова. С 1963-го снимался в кино («Мечте навстречу», «Опасные гастроли», «Трест, который лопнул», «Дежа вю» и др.) С 1993 года — народный артист Украины. Любимец одесской публики скончался 2 декабря 2008 года на 81-м году жизни после тяжелой болезни.

Одесской сцене и одесским зрителям актер отдал без малого полвека, только в Театре музыкальной комедии создав 130 ярких разноплановых образов. Его отличали высокая культура, уникальное исполнительское мастерство, исключительный талант и интеллигентность, искренность и жизнелюбие, которые всегда находили отклик и любовь у многочисленных поклонников актера.

Семен Крупник был одним из символов театральной Одессы — в числе самых любимых одесситами артистов. «Меня почитают, любят, узнают, потому не могу жаловаться. Я доволен, что смог реализовать свою мечту стать артистом. Своя ноша не тянет. Какие бы трудности в жизни не возникали, с ними легче бороться, когда есть любимое дело», — сказал он в одном из интервью. Последней работой мастера стала лирическая комедия «Маэстро, на выход!», приуроченная к 80-летнему юбилею артиста.

Інформагентство «Вікна-Одеса»