11.07.2018 | Общество

Елена Санаева: «Я еще в 20 фильмах снялась бы, умру все равно лисой Алисой»

7 июля в Одессе начались гастроли московского театра «Школа современной пьесы». В одном из спектаклей – «Умер-шмумер, лишь бы был здоров» играла известная актриса Елена Санаева.

Она прилетела в город, фактически, на один день: вечером пятницы была в Одессе, в субботу – репетиция и спектакль, в воскресенье утром – опять на самолет. Да еще и возникли какие-то «непредвиденные обстоятельства».

Поэтому интервью все время откладывалось, и поговорить нам удалось только перед отъездом из гостиницы, в вестибюле отеля, под укоризненными взглядами организаторов гастролей, которые боялись, что из-за нас уезжающие актеры опоздают на самолет. Поэтому беседа получилась несколько скомканной, а многие вопросы – не заданными.

Елена Санаева сыграла в 78-ми фильмах. Большинство из них были сняты до 1991 года. Ей повезло и не повезло одновременно. Повезло, потому что в ее жизни были такие замечательные актеры и мужчины как отец Всеволод Санаев и муж Ролан Быков. Не повезло – потому что прекрасная актриса так и осталась в их тени и не смогла полностью реализоваться.

В 1996 году вышла автобиографическая книга ее сына Павла Санаева «Похороните меня за плинтусом», в которой он рассказал о непростых отношениях в семье. А в 2009-м режиссер Сергей Снежкин снял по этой книге фильм.

– Елена Всеволодовна, ваша мама – киевлянка, ваш муж Ролан Антонович Быков тоже из Украины. А вы часто здесь бываете?

– Раньше бывала часто, начиная с пятилетнего возраста. Бедному артисту некуда было летом отправить жену с ребенком, он отправлял к теще, в Киев, в коммунальную квартиру. Эта квартира в доходном доме до 1917 года сдавалась более-менее обеспеченным людям. И при кухне была комната для прислуги, черный ход, чтобы она господ не беспокоила.

Когда после войны мои дедушка и бабушка вернулись в Киев, оказалось, что их дом разрушен. Сначала им дали подвал какой-то, потом приехали люди, которые там жили раньше, бабушку и дедушку переселили на чердак. Туда тоже вернулись люди, которые там жили… В конце концов, им дали комнатку метров семь – при кухне, напротив уборной и черного хода.

Киев всегда был любимым городом мамы, она Москву так и не полюбила. Мы ездили сюда регулярно. Я оставалась ночевать с бабушкой и дедушкой, спала на диване, дедушка – на кровати, поскольку у него была эмфизема легких. А бабушка – на полу. Мама уходила ночевать к друзьям.

Помню очень хорошо эту кухню, где стиралось белье, готовили хозяйки. Бабушка очень вкусно готовила. Делала налистнички, потом такие оладушки чудные – яблоко в тесто обмакивается и поджаривается, но не сильно. У бабушки был широченный такой, почти метровый подоконник. Там стояла наливка из черной смородины, из вишни. Варенье варилось, бабушка дробила абрикосовые косточки и вкладывала в абрикосы ядрышки. И яблоки были такие, донешта назывались. Огроменные яблоки, не знаю, остались они еще в Украине или нет… И мы в плетеных сумках возили из Киева донешту, варенье. Так что у мамы, молодой женщины грыжа в конце концов была.

Бабушку я очень любила, бабушка чудная была. Дедушку помню плохо. Осталась его фотография – в молодости он был вполне себе симпатичный человек. До революции он был, как бы это назвать… коммивояжером, что ли. Вот, нужно было в поместье привезти образцы тканей мужских костюмов, хозяева выбирали, он снимал мерки, потом увозил, привозил на примерку, потом привозил готовую одежду.

А бабушка из деревни Чернорудка (сейчас – Житомирская область, село основано в 1620 г., – прим. ред.). Сначала в Киев приехала старшая сестра. Потом моя бабушка Даша, молоденькая девушка, 17 лет ей было, и устроилась работать в кондитерскую. Быстро-быстро поправилась, щечки нагуляла. Там, в кондитерской, встретила моего дедушку, они поженились, жили на Крещатике, дом 6, на последнем этаже. Там был пожар, все спасались, а бабушка моя по наивности закричала: ой-ой, осторожно, у меня в комоде украшения! Вырвали из этого комодика с корнем просто ящик, а там сережечки лежали, жемчужное недорогое ожерелье…

Потом они переселились, это называлось КУБУЧ. Что это такое, я не знаю, но это недалеко от фуникулера. Им там дали огромную бывшую келью, сортир был во дворе, естественно (очевидно, речь идет о Михайловском монастыре, где после революции 2017 г. было устроено студенческое общежитие Комитета по улучшению быта учащихся, КУБУЧ), – прим. ред.).

Моя мама и ее сестра, моя тетя, ходили в 6-ю украинскую школу. Свободно говорили по-украински и по-русски. Теперь это здание МИДа.

Позже папа мой добился, чтобы бабушку переселили в хорошую комнату в той же квартире. Бабушка всю жизнь хорошо относилась к папе, называла его Севочка.

Мама, как я уже говорила, ходила ночевать к подругам. Я их тоже знала прекрасно. С одной из подруг, Ириной, мы поехали в Батурин. Там вроде бы развалины дворца Мазепы были. Про Мазепу я тогда ничего не знала. Но там интересная вещь произошла со мной. Я потом всю жизнь боялась луны.

Я спала на диване, а мама – на кровати. Мы сняли комнату в новом доме, занавесок там не было. Светила луна, а я ворочалась, видимо, диван узкий был, неудобный, а спинка набита соломой. И вот снится мне сон, что я в какой-то соломенной хижине. Она начала шататься, сейчас обвалится, меня задушит, и я вижу окно. Я вскакиваю и слышу голос: Леля! Маму надо спасать. Я раскрываю окно и выпрыгиваю. Хорошо, первый этаж был, высокий, правда. Приземлилась на землю, а она сырая была. Тут мама высовывается из окна в ужасе и затаскивает меня обратно. С тех пор я всегда зашториваю окна.

В Ужгород ездили с мамой – на курорт водичку пить, потом что я болела инфекционной желтухой, и мне нужно было печень промывать, во Львов на день. Потом я снималась в Киеве. Ну и я, когда приезжала в Киев, останавливалась у бабушки.

К сожалению, могилу дедушки мы потеряли. Она была где-то недалеко от Сенного базара в Киеве, и кладбище это аннулировали. И кто мог, переносили могилы в другое место. А мама не могла приехать, у бабушки ноги больные были. Так эта могила и пропала. Это меня до сих пор гложет. А бабушка похоронена в Киеве. Я туда ездила, привела в порядок могилу. Теперь уже не знаю, когда я туда поеду. Кое-какая родня осталась Ролановская в Киеве, потому что он киевлянин. Так что связи с Украиной довольно большие были.

И в Одессе снималась в фильме «Свадебный подарок», потом в Одессу приезжали с Роланом на творческие вечера, потом мы здесь в Оперном театре выступали с Хазановым в спектакле.

– Запомнилось что-то, связанное со съемками в Одессе?

– Знаете, такие истории грустные, что даже вспоминать не хочется. Приехал режиссер (Александр Игишев), сказал, что его гнобят на студии. Просил, чтобы Ролан Антонович помог как-то, чтобы взял худручить на это картине. Сценарий неважный был.

Ролан Антонович все мечтал меня снять, сделать какую-то картину для меня, но все как-то не складывалось. Решил, что гораздо проще сняться вместе. Вот мы здесь и снимались в «Свадебном подарке». Ролан уговорил Резо Эсадзе сняться, Леню Куравлева уговорил. Но, когда мы уезжали, этот режиссер такого наснимал, что приходилось все заново переснимать.

Ну, а потом, когда все это закончилось, режиссер приехал в Госкино и сказал, что Быков у него украл картину. Было разбирательство в Союзе кинематографистов, и Чухрай, чудный кинорежиссер, сказал: Ролан, надо было соображать, с кем связываешься. Поэтому желание сняться вместе, побыть в чудном городе Одессе обернулось скандалом и третьей категорией картины. Самое интересное, что сейчас, когда смотришь эту картину, она на фоне того, что наснимали в последние годы, кажется вполне себе милой. Я там пою три песни, по-моему, Вероники Долиной.

– Сами поете?

– Конечно, отчего бы мне самой не петь?

– Вы последние 10 лет работаете в театре «Школа современной пьесы»…

– Не 10, меньше…

– Разве не с 2008 года?

– Да, значит, уже 10. С ума сойти. Пришла на одну роль, сейчас у меня уже 6-7 спектаклей в месяц. Немого тяжеловато, сейчас еще Иосиф Райхельгауз (руководитель театра, – прим. ред.) хочет, чтобы я моноспектакль сделала по книжке его мамы. Мама у него чудная была совершенно, коренная одесситка. Книжка такая, можно из нее выбрать, сделать спектакль. И ваш одесский драматург Александр Мардань дал мне свою книжку почитать. Может, тоже удастся сделать комедийный спектакль.

– Иосиф Леонидович сказал, что в спектакле «Умер-шмумер…» вы непостижимым образом похожи на его мать…

– Да. Они с сестрой посмотрели спектакль, и у сестры даже слезы на глаза навернулись. Не знаю, его мама красилась в такой рыжеватый цвет, а я в парике играю. Поэтому, может, я как-то отдаленно и похожа на нее.

– Почему вы, киноактриса, пришли в театр?

– С 1990 года практически все мастера серьезные замолчали. И снимали Бог знает кто. И потом, вы не забывайте, что возраст есть возраст. Последние 15 лет я кого могу играть? Маму, бабушку героя. Ну, я их и сыграла штук семь, наверное, в сериалах. Я не считаю для себя позорным сниматься в сериале. Главное, чтобы можно было из роли человека сделать, а не какую-то схему ходячую.

– Снимались у Василия Шукшина, у Ролана Быкова. А помнят вас в основном как лису Алису из «Приключений Буратино». Не обидно?

– Почему мне должно быть обидно? Да я еще в 20 фильмах снялась бы, умру все равно лисой Алисой. Что можно сделать? Слава Богу, что такая роль есть, по которой тебя знают. Есть актеры и актрисы, которые говорят: у меня 110 фильмов. А я ни одного фильма припомнить не могу. Я и у Райзмана снялась, замечательного режиссера. Я и у Хейфица снялась, тоже не слабый режиссер, как говорится. Так что, были в моей жизни хорошие режиссеры. Были и неважные. Но это такое дело. Ты или служишь ему, или нет.

– После лисы Алисы вас стали приглашать в основном на характерные роли. А что вам больше нравится играть – характерные роли или героинь?

– Понимаете, что такое характерная роль? Это намек на то, что это комедийная роль, острая роль. Ну, острые роли, конечно, интереснее играть, чем какую-то голубую героиню.

– Ваш сын хотел, чтобы в фильме «Похороните меня за плинтусом» роль бабушки героя – фактически, вашей матери, сыграли вы. А режиссер пригласил Светлану Крючкову. Ваше отношение к этому?

– Я фильма не видела, только пробы. Я по пробам поняла уже, куда ведет режиссер. Надо сказать, что я сама пробовалась на эту роль, но Сережа Снежкин сказал, что я слишком молода и во мне нет злости. И он повел замечательную актрису Крючкову совершенно неправильно. Потому что она в одну дуду с самого начала, с расцарапанной физиономией злобная какая-то тетка. А роль трагическая и с юмором.

Эта роль без юмора вообще невозможна. Не случайно Света Крючкова ссорилась с режиссером, попадала в реанимацию. Не хотел сниматься Алексей Петренко, остановил съемки. Постановщики стали давить на Галю Кожухову, его жену. И она его уговорила досняться. Не хотел озвучивать, потом его уговаривали озвучивать. Потому что Сережа поставил для себя задачу свести счеты с Софьей Власьевной, так он называл советскую власть.

А эта книга совершенно не про то, ни про какую ни про Софью Власьевну. Конечно, мы все подизуродованы советской властью, не без этого. Но, все равно, при любой власти, какой бы она не была, люди ссорятся, влюбляются, изменяют, страдают. Книга про это…

Беседовала Инна Кац, фото автора.

Інформагентство «Вікна-Одеса»