05.07.2018 | Общество

Иосиф Райхельгауз: «Все закольцовано, и я опять возвращаюсь в Одессу»

Три спектакля привез на свои десятые гастроли в Одессе московский театр «Школа современной пьесы» Иосифа Райхельгауза, передает корреспондент агентства «Вікна-Одеса».

Одесситам покажут новые постановки – «Умер-шмумер, лишь бы был здоров» (материалом для нее стали еврейские анекдоты) и «Шинель/пальто» по произведению Николая Гоголя, а также спектакль «Спасти камер-юнкера Пушкина» (его уже показывали в Одессе в прошлом году, но тогда попасть в зрительный зал смогли далеко не все желающие).

Показы двух первых спектаклей состоятся в Русском драматическом театре 7 и 8 июля, третий покажут в Театре на Чайной (Дворец студентов на ул. Маразлиевской) 9, 10 и 11 июля.

…Иосиф Райхельгауз родился в Одессе. Первая запись в его трудовой книжке гласит: «Ученик электрогазосварщика, 4 Автобаза Одесского совнархоза». Туда он пошел работать после восьмого класса. Сезон проработал в Одесском ТЮЗе – вместо уехавшего учиться Николая Губенко.

Считая Одессу своим вторым домом, приезжает сюда почти каждое лето – и не только, чтобы отдохнуть, но и показать, что успел сделать за год. В прошлом году известный режиссер, основатель театра «Школа современной пьесы» отмечал в Одессе свой 70-летний юбилей показом спектакля «Спасти камер-юнкера Пушкина». В этом – справляет 30-летие театра гастролями, во время которых одесситам будут представлены две новинки.

– Иосиф Леонидович, Одесса не отпускает?

– Конечно, это особое место. Как вы понимаете, ни я, ни театр не безработные. У нас только что закончились гастроли в Тбилиси, перед этим были гастроли в Эстонии, перед этим – фестиваль в Индии… Но Одесса – это не гастроли и не фестиваль, Одесса – это Одесса.

Для меня это как смотрят спектакль зрители, а потом приходят смотреть твои коллеги. Вот это важнейший момент – коллеги смотрят. Тем более, такой риск невероятный – показать в Одессе еврейские, одесские анекдоты (спектакль «Умер-шмумер, лишь бы был здоров»). Я прекрасно понимаю, что многие люди в зале будут говорить: нет-нет, это не так, это неправильно. Но, тем нее менее, для меня принципиально важно показать этот спектакль здесь.

У меня в прошлом году умерла мама, ей был 91 год. Все хвалили «Умер-шмумер, лишь бы был здоров». Я получал за него премии, награды, была хорошая пресса. Но больше всего я волновался, когда знал, что мама придет смотреть спектакль. Хотя она не была ни театральным критиком, ни специалистом, она всегда говорила очень точные вещи. Она понимала, какие артисты как играют, какая сценография. И, тем не менее, она этот спектакль приняла.

Это – единственные гастроли нашего театра, которые не коммерческие, не плановые. Мы едем в Одессу. Все. Я своей труппе, постановочной части объявляю: у нас приглашение на фестиваль на Кипр, у нас замечательная поездка в Тбилиси, в Эстонию, в Калькутту, прекрасная поездка на Северный Кавказ… Рассказываю-рассказываю, а потом: и перед отпуском, летом, на сладкое, на десерт мы поедем в Одессу.

Мне тут не надо ни перед кем расшаркиваться, оправдываться, это такой же мой город, как и ваш, как людей, которые тут рядом с нами сидят. Я здесь родился. Я здесь прожил немалую часть жизни.
Для меня приезд в Одессу – не просто конец сезона. Это – этап…

– Вы второй раз включили в программу гастролей постановку «Спасти камер-юнкера Пушкина». Есть ли смысл два раза в город привозить один и тот же спектакль?

– Смысл в том, что в прошлом году все три спектакля прошли при аншлагах. И мне многие люди говорили: ой, а я не успел, ой, а я не посмотрел. Я счастлив! Это знаете, как у хозяйки: она наготовила, а тут пришли гости и все съели. И хозяйка счастлива! Мы привезли два новых спектакля – «Умер-шмумер, лишь бы был здоров» и «Шинель/пальто», это для меня такой важный, принципиальный спектакль. А «Пушкин…»… Я просто рад, я восторге, что его нужно было привести еще раз.

– Вы открыли эту пьесу?

– Да, эта история очень проста. Автор – Миша Хейфиц – живет в Иерусалиме. Это эмигрант из Санкт-Петербурга, написавший монолог человека, который всю жизнь связан с Пушкиным. И Миша стал посылать его на разные драматургические конкурсы. И его там не брали. Потому что это не пьеса, а непонятно что. И она случайно, через завлита театра, попала ко мне. Я стал смотреть-думать, а потом предложил своим студентам, ученикам своим, потратить часть отпуска и сочинить спектакль. Это я, собственно, все диалоги написал. Ну, как написал? Собрал их, привел в драматургический вид…

– Ну, у вас же есть опыт инсценировки…

– Полно. И когда все это получилось, и спектакль стал невероятно популярен, побывал на многих фестивалях, все стали его ставить. Я с этим автором недавно встречался опять, он в таком недопонимании – как это? Больше 100 театров поставили. Все просят, спрашивают: «А где ваша другая пьеса?»

– В этом спектакле действие происходит как бы в песочнице. Это ваша находка или прописана у драматурга?

– Нет, конечно. У драматурга написано так: квартира, шкаф, стоит человек, одевается, переодевается и идет на место дуэли Пушкина.

– Два года назад, встречаясь в Одессе со зрителями, вы рассказывали о том, что ваша лучшая ученица пыталась поставить спектакль по Гоголю и благополучно завалила его, угробив при этом почти годовой бюджет театра. Это и есть «Шинель/пальто»?

– Да, это тот самый спектакль.

– И вы его спасали…

– Я его не спасал. Действительно, моя любимая студентка, очень талантливая девочка, начала ставить этот спектакль. Она пригласила оркестр Дмитрия Хоронько, Максим Дунаевский писал музыку, Вадим Жук писал комментарии. Они много чего сделали. Потрясающе репетировал Башмачкина наш гениальный Альберт Филозов.

В результате, мне кажется, девочка-режиссер допустила большую ошибку: она не поняла Филозова. А Филозов допустил еще большую ошибку – он взял и умер. И поэтому, когда она полностью отказалась от спектакля, сказала: все, я не понимаю, что с этим делать, как это ставить, как это придумывать, как это выпускать, нет Башмачкина, где искать другого Башмачкина? – я сказал, что попробую.

И у меня одна простая идея появилась. Да, «Шинель» Гоголя – известная любому культурному человеку вещь. Еще раз поставить сюжет этой книги – ничего занятного в этом нет. У нас есть замечательная музыка Дунаевского, оркестр замечательного Хоронько. А, главное, что это последняя роль моего любимого артиста, сооснователя театра, который был здесь на первых гастролях в 1990-х годах. И я должен посвятить ему этот спектакль.

У нас такой слоган идет по балконам – мы спектакль играем внутри зала – «Посвящаем Альберту Филозову и его несыгранной роли». Это его последняя, несыгранная роль Башмачкина, который умирает. И открою секрет: у меня, в отличие от Гоголя, у которого герой умирает в финале, спектакль начинается с похорон. Все хоронят Башмачкина-Филозова. А дальше – что за Башмачкин, кто он такой? О нем говорит Марфа, которая, по Гоголю, живет в его коморке, о нем говорят чиновники, с которыми он сидит и переписывает документы. Мало того, в спектакле есть тень Филозова, голос Филозова.

– То есть, самого Башмачкина нет на сцене?

– Нет, он есть. Но он все время переходит от артиста к артисту, от тени к изображению, к портрету… Это, на самом деле, очень легкий спектакль, жизнеутверждающий, открытый.

– Сейчас модно при постановке спектакля переделывать произведение, которое легло в основу, так, что его родной автор не узнает. Как по-вашему, это допустимо?

– Я считаю, что это допустимо сколько угодно – если режиссер талантливый. Сегодня, конечно, есть такая тенденция – режиссер стал автором спектакля. Более того, сегодня сценограф становится автором спектакля. Поэтому, если человек талантлив, если он сам настолько внятно понимает спектакль, что драматурга, сценографа, балетмейстера привлекает только как соавторов, и это убедительно художественно – он имеет творческое право на все, что угодно. И это замечательно. Если это художественно бездарно – плохо. Все может быть. Есть примеры как те, так и другие.

Я видел несколько лет назад спектакль в Финляндии, который идет часов пять. Его поставил выдающийся украинский, да что там – мировой – режиссер Андрей Жолдак. Спектакль назывался «Анна Каренина». Если рассказать нормальному человеку, он скажет: да ладно, не может быть! Там Каренина погибает не под поездом, а в некой тайге, где падают огромные сосны. Тем не менее, спектакль выдающийся! И зал, где более тысячи мест, сидит эти пять часов не шелохнувшись! А можно сказать, ой, изуродовал «Анну Каренину».

А видел спектакли в каком-нибудь Малом театре, или в каком-нибудь провинциальном театре, где, вроде бы, все, как написал Островский или Шекспир, а смотреть невозможно – скучища невиданная. Поэтому, конечно, талантливый режиссер сегодня – автор спектакля. И ничего тут не поделаешь.

– В 17 лет вы поступили в ленинградский БДТ рабочим сцены. Помогает этот опыт?

– Мне помогает вся моя жизнь. Поэтому если бы мне предложили что-то поменять – я бы ничего не менял. Мне помогает работа электрогазосварщиком на 4-й автобазе одесского Совнархоза, мне помогает работа артистом в Одесском ТЮЗе в течение сезона. Мне помогают времена, когда я буквально голодал. Вся жизнь помогает.

В БДТ я получил знания, потому что я видел, как репетирует Георгий Товстоногов со Иннокентием Смоктуновским, как выходят на сцену Сергей Юрский, Владислав Стржельчик, Евгений Лебедев, молодая Татьяна Доронина.

Это гениальная фраза: все, что нас не убивает, делает нас сильнее. Объемнее, богаче и правильнее. Все помогает. У меня года два тому назад произошла история личная с неким человеком, самая острая в моей жизни, от которой я заболел. И этого человека я ненавижу. Вот не-на-ви-жу. И я его боготворю. Есть момент ненависти: чтоб ты сдохла, сука! И тут же: да будь ты благословенна, за то, что позволила мне это испытать. Соединить это невозможно. Это то, про что я могу еще много лет ставить, писать, говорить, думать. Поэтому – подумаешь, поработал рабочим сцены. И не такое видали.

…Я весь воспитан на русской и украинской литературе, культуре. Кто меня воспитал? Черное море, степь, Пушкин, Багрицкий, Бабель, Катаев, Ильф и Петров, какие-то учителя здесь. И это не просто учителя. Михаил Борисович Ивницкий (в течение многих лет – главный художник Одесского театра музыкальной комедии им. М. Водяного, – прим. ред.), Зоя Александровна Ивницкая (художник по костюмам)… Для меня пять встреч в юности с Женей Голубовским (Евгений Голубовский – журналист, вице-президент Всемирного клуба одесситов, Почетный гражданин города – прим. ред.), может быть, значат больше, чем какие-нибудь лекции по литературе в Ленинградском университете.

Поэтому это такой клубок. Я очень благодарен судьбе, что так все получилось, что была такая Одесса, а потом был такой Ленинград, а потом была такая Москва. Закольцовано все – и я опять возвращаюсь в Одессу.

Беседовала Инна Кац, фото Юлии Городецкой.

Інформагентство «Вікна-Одеса»