На главную страницу сайта
Полоса газеты полностью.

ДАЙДЖЕСТ

АРКАДЬЕВ, СЫН БАКМАНА


30 лет назад в Советском Союзе была издана первая книга известного спортивного журналиста Дэви Аркадьева "Два сезона" с предисловием Виталия Коротича. Она рассказывает о блистательном киевском "Динамо" 1974 - 75 годов. Книга вышла в сильно урезанном виде, поскольку в те времена только одно упоминание имени главного ее героя Валерия Лобановского вызывало у его оппонентов и недругов, особенно в Москве, обильное выделение желчи. Недавно на сайте фан-клуба "Динамо" появилась ее полная электронная версия - со специально написанным для нашего времени предисловием, с редкими фотографиями.
Дэви Аркадьев сотрудничал с Валерием Лобановским на протяжении 37 лет. Потом были написаны бестселлеры "Футбол Лобановского", "Динамо" (Киев). Возрождение...". Также вышли книги об Олеге Блохине - "Право на гол", "Футбол на всю жизнь".
С начала 1990-х годов Аркадьев с семьей живет в США, в Филадельфии. На первом русскоязычном канале в Америке вел свою программу "Украина: вчера, сегодня, завтра". Сейчас представляет "ARK-TV" (США). Снимает фильмы. И при первой же возможности приезжает в Киев, где у него есть "резиденция" - однокомнатная квартира...

"МЕНЯ ОБВИНИЛИ В СИОНИСТСКОМ ЗАГОВОРЕ"

- Я начинал как боксер. Мой отец Аркадий Бакман был капитаном первой (подчеркиваю - первой!) сборной Украины по боксу, которая в 1933 году на первом официальном чемпионате Советского Союза завоевала бронзу. Заслуженный тренер Украины. Воевал, в 1942-м на фронте вступил в партию. Его боксерские перчатки, халат, билет первого в Одессе мастера спорта по боксу хранятся в Музее спортивной славы.
Он хотел, чтобы я пошел по его стопам. Я становился чемпионом Кишинева по боксу, будучи студентом техникума физкультуры (в Одессе, где я родился и вырос, поступить в институт не удалось). Здесь, возмущенный судейской нечестностью, написал в местную газету "Вечерний Кишинев" и в "Советский спорт". Это были мои первые публикации.
В 1965-м меня пригласили в Киев - в республиканскую газету "Комсомольское знамя"(бывшее "Сталинское племя"). Взяли сначала внештатным работником, а потом поручили отдел спорта. И это случай из ряда вон выходящий, поскольку я еврей...
23 мая 1969 года ответственный секретарь вызвал меня к себе и говорит: "Позвони домой, с твоим отцом что-то не в порядке". В Одессе мы жили на территории кардиологического санатория "Украина", в домике, где нам выделили двухкомнатную квартиру. (Сейчас там живет моя сестра Светлана, она на пенсии, ее оттуда хотят нагло выселить богатенькие мошенники, шестой год она держит оборону.) Дома телефона не было, я связался с бухгалтерией, где меня знали как облупленного, и услышал: "Дэви, твой папа умер от обширного инфаркта".
На похороны приехали его ученики со всех концов страны. Тогда вышел жесточайший приказ: никаких похоронных процессий по городу - сразу в автобус и на кладбище. Выносят ученики гроб с телом моего отца из спортивного зала "Буревестник", где проходило прощание, минуют катафалк. Председатель облспорткомитета кричит им: "Ставьте в автобус!" И тогда один из ребят - Илюша Фридман - сказал: "Вот когда ты откинешь копыта, тебя в автобус мы поставим. А Аркадия Давидовича будем нести".
Идем за гробом. Чувствуем напряжение. Милиция суетится - полковники, подполковники. Скандал! "Несут гроб с Аркадием Бакманом! Уже к Дерибасовской подходят!" Подбегают, чтобы остановить процессию. Илюша Фридман что-то им скажет, и они оставляют нас в покое. Кто-то еще подскакивает. Тоже отпрыгивает... Недавно я поинтересовался у Илюши, как он тогда договаривался с милицией. Он говорит: "Что ты знаешь? Я тому давал пятерку, тому - десятку, тому - четвертак. И они сами собой отваливали".
Отец был бессребреником. В доме - шаром покати. Умел только душу людям отдавать. Где взять деньги на памятник? В Киеве мои знакомые - мастер спорта по боксу Владимир Белоусов и Заслуженный тренер Украины по боксу Рафаил Городецкий - посоветовали мне обратиться за помощью к тем, кто лично знал Аркадия Бакмана, для кого он всегда был "батей".
Сберкнижки у меня не было, я жил от зарплаты до зарплаты. Открыл на 10 рублей счет, чтобы указать его номер в письмах. В записной книжке отца нашел адреса, подготовил 26 конвертов. Они лежали на столе в моем редакционном кабинете. Я куда-то отлучился. Возвращаюсь - нет конвертов! Я - к секретарше: "Томочка, у меня на столе лежали письма". - "Дэви Аркадьевич, я их уже отправила". - "Томочка, это были мои личные письма!.. Ну ладно".
И, на мое "еврейское счастье", одно письмо, адресованное судье республиканской категории Шульману, вернулось в редакцию. Мои "доброжелатели" передали его главному редактору Мельниченко. Тот, мне ничего не говоря, идет в ЦК комсомола Украины. А сектором комсомольской прессы заведовал тогда некто Гармаш - как потом оказалось, черносотенец, антисемит. Он встрепенулся: "Это дело надо раскрыть! Мы должны проявлять бдительность".
Вызывают меня на партийное бюро. В кабинете главного редактора уже собрались все редакционные партийцы. Вижу - Гармаш из ЦК комсомола сидит с грозным видом. Редактор зачитывает послание Шульману: "Это письмо вам знакомо?" - "Конечно, знакомо". - "Сколько денег уже поступило?" - спрашивают.
"320 рублей". - "Куда они должны пойти?". - "На памятник моему отцу".
Слышали бы вы, какой бред нес Гармаш! Мол, по всей стране действует целая сеть сионистских организаций, которая под разными видами и предлогами собирает деньги для Израиля. А к Израилю тогда относились "очень хорошо". Вывод: таким, как я, не место в партии и в комсомольской печати! Восемь голосов - за, два - против.
Поддержали меня Аркадий Сидорук, заведующий международным отделом, и Нелечка Рудковская, земля ей пухом, а нам на долгие годы, как говорят в Одессе. Она сказала: "Если мы сейчас делаем из мухи слона, как потом сможем смотреть Дэви в глаза?" И третий нашелся - собкор по Львовской области Коля Лесин, тоже земля ему пухом. Прислал телеграмму, что он, как коммунист, категорически против моего исключения из партии. Этих людей я буду пожизненно помнить.

ПСЕВДОНИМ ПО ИМЕНИ ОТЦА
- Почему я, Дэви Бакман, стал Дэви Аркадьевым? Написал как-то для "Комсомольского знамени" публицистическую статью о физкультуре в школе, где размышлял о том, почему некоторые ребята легковесно относятся к этим урокам. Она называлась "Физкультура не предмет?..". Уехал в командировку. Выходит газета, под статьей подпись: "Д. Бакулев". Спрашиваю ответственного секретаря: "Что это?" Он: "Вопрос не ко мне, а к главному редактору. Но, думаю, и от него ничего не зависит. Ты же знаешь, какой в Киеве особенный антисемитизм. Советую тебе раз и навсегда придумать псевдоним".
А тут моего младшего сына, пятилетнего Юрку (родился в 1966-м), избили в детском саду, обзывая "жиденком". Должен был родиться второй сын, и мы с женой решили, что у него должна быть другая, не такая опасная фамилия. Тогда я сделал себе псевдоним по имени отца. Мать меня благословила.
В конце 80-х, в разгар перестройки, мне позвонил один из работников украинской службы радио "Свобода" Юрий фон Штайден: "Можно взять у вас интервью?" Объясняю: "Я, в общем-то, говорю по-русски, пишу по-русски..." - "Это не имеет значения".
Мое имя благодаря многочисленным публикациям на спортивную тематику было тогда на слуху. Он говорит: мол, раздаются голоса, что было бы хорошо, если бы на чемпионатах мира, Европы, Олимпийских Играх национальные республики выступали своими командами. И спросил, что я думаю по этому поводу. Я сказал, что чем больше будет на международной арене представителей от нашей многонациональной страны, тем сильнее станет советский спорт.
Интервью прозвучало. Естественно, шифровальщики из "Конторы глубокого бурения" (КГБ) это засекли, и меня в очередной раз выбросили из какой-то газеты. Снова звонит Юрий фон Штайден: "Вами заинтересовались в русской редакции и хотят предложить с ними сотрудничать. Будут вам звонить. Как вы к этому отнесетесь?" - "Пусть звонят", - говорю.
Со мной связался не кто иной, как Константин Нодерашвили, один из политических обозревателей радио "Свобода". Бывший полковник КГБ, сбежавший на Запад и объявленный здесь предателем. Он предложил мне участвовать в его публицистических программах, и я, спортивный журналист, согласился: "Давайте попробуем". - "Учтите, это связано с риском". Я сказал, что достаточно настрадался, чтобы ничего не бояться.

С АРЕСТОМ РЕШИЛИ ПОВРЕМЕНИТЬ

- Мой первый репортаж анонсировался так: "Дэви Аркадьева в Советском Союзе можно считать вполне благополучным человеком. Его статьи печатаются во многих газетах и журналах. Его книги сразу становятся бестселлерами. Мы позвонили ему и предложили сотрудничать. И вот что он ответил...". А дальше звучал мой голос. Я говорил, что предложение сотрудничать с радио "Свобода" - это глоток чистого воздуха, возможность говорить правду и быть полезным своему народу...
13 января 1991 года раздался телефонный звонок из Москвы - от Юрия Щербака, писателя, народного депутата СССР. Мы с ним дружили. Голос взволнованный: "В Вильнюсе льется кровь! Мы сделали письмо с подписями 21 народного депутата, но нигде пробить его не можем: Горбачев и Лукьянов блокируют прессу. Дэви, вся надежда только на вас! Запишите письмо". Я говорю: "Вы сами мне его сейчас надиктуете. И если оно пойдет, то вашим голосом".
И он, и я понимали, что нас прослушивают и в любой момент могут прервать. "Юрочка, - говорю, - я попробую дозвониться на радио, но сегодня воскресный день. Кого я найду?" Слава Б-гу, удалось связаться с моим другом Володей Маленковичем, который делал для "Свободы" очень острые программы. Он принял от меня этот репортаж в номер, и весь мир узнал о кровавых событиях в Вильнюсе.
Мы жили тогда в четырехкомнатной квартире на Чоколовке. Как-то я слушал в кабинете свой репортаж, надев наушники, а жена спала. Разбудил ее телефонный звонок. Она взяла трубку, зовет меня. "Ни тебе - целую, ни - плюю. "Аркадьева!" - и всё", - говорит. Беру трубку. И слышу такой хорошо поставленный, но гнусный голос. Идет отработанная фраза: "Ты заткнешься когда-нибудь на "Свободе", пархатенький? Иначе замочим!" - и пи-пи-пи! Я даже не успел как-то среагировать. Но понял, что это ребята из "Конторы глубокого бурения" таким вот образом берегут Родину. "Кто это?" - спрашивает жена. "Понятия не имею, - говорю, чтобы ее не беспокоить. - По-моему, кто-то перепутал номер. Поспи еще". Пошел в кабинет, связался с радио "Свобода" и продолжал свою работу. А те ребята, видимо, думали, что я в штаны наложу...
19 августа 91-го года, где-то в восемь утра, звонок. Жена берет телефонную трубку. Смотрю - меняется в лице, бледнеет: "Да, Володенька... Да, Володенька..." - и поворачивается ко мне. "Звонил Володя Маленкович. Сказал: "В стране переворот. За Дэви могут прийти. Ему надо срочно куда-нибудь уехать".
Включаем телевизор, а там - "Лебединое озеро". Что делаю я? Уже в 9 часов утра начинаю обзванивать первые приемные ЦК Компартии Украины, Верховного Совета, Кабмина, МВД, КГБ. Представляюсь, естественно, как корреспондент радио "Свобода". Спрашиваю, у кого можно взять интервью. Никого нет! Тот - на даче, тот - в другом месте...
Наконец, связываюсь с заместителем председателя Верховного Совета Украины Владимиром Гриневым. Профессор, порядочный человек, умница, он говорит: "В стране коммунистически-кагэбистский переворот, но они плохо организованы и долго не продержатся". - "Владимир Борисович, - спрашиваю, - могу я ваши слова использовать в эфире?" - "Не только можете, но и должны! Приезжайте ко мне!"
Хватаю магнитофон и - на улицу. В конце квартала замечаю черную "Волгу". Думаю: "Сейчас она двинется, и меня возьмут". Голосую, сажусь в машину - черная "Волга" не отстает. Говорю водителю: "Можете побыстрее?" Он: "Конечно, могу". "Хвост" сопровождал меня до самого Верховного Совета. Но с арестом, видимо, решили повременить.
Забегаю в пятый подъезд. Вижу знакомые лица охранников. По-моему, они не воспринимали меня в качестве политического обозревателя, видели во мне только футбольного журналиста. Постоянно спрашивали: "Как там Блохин? Что у него с Лобановским?" Я для них был - как свой. Поэтому задержки у меня здесь не было. Я показал пропуск. Прошел к Гриневу, взял у него интервью. Было опасение, что мне не дадут передать его в Мюнхен. Позвонил Савик Шустер, который заведовал на радио "Свобода" информационным отделом: "Дэви, нас в любую минуту могут прервать. Вам передадут два номера телефона, которые не прослушиваются". И связь с радио "Свобода" не прекращалась ни на один день.

ДОКУМЕНТЫ НА ВЫЕЗД

- С первых дней независимости я делал очень много репортажей для радио "Свобода" из украинского парламента.
1 декабря 1991 года проходили выборы Президента Украины. Я подошел к Леониду Макаровичу на избирательном участке: "Давайте договоримся: если вы становитесь Президентом, я делаю с вами развернутое интервью". Он с ходу: "Поехали, поговорим сейчас".
Принцип радио "Свобода": ты, корреспондент, не занимаешь ничью позицию, а находишься как бы над схваткой. И я всегда старался давать людям высказаться, не вставляя свои пять копеек. Кравчук, помню, в том разговоре нелицеприятно высказался о некоторых депутатах. Я предупредил: "Пусть вас не удивляет, если я по этим позициям буду обязательно говорить с вашими оппонентами". Леонид Макарович сказал: "Да, это объективно, я понимаю".
"Контора глубокого бурения" контролировала все мои действия и даже пыталась меня завербовать. Тот, кому это было поручено, по-моему, был капитаном. Симпатичный такой, интеллигентный, он позвонил: мол, надо познакомиться. Спросил: "Вы получили конверт из Мюнхена? Что в том письме?" Как будто они не знали! Я сказал, что мне прислали экземпляр журнала "Киккер", потому что в Киев приезжал его редактор и издатель Карл-Хайнц Хайманн, я с ним встречался...
"Вел" меня капитан где-то полгода. Наконец, начал напрямую: "Вы знаете, что ваши коллеги ездят за границу?" - "Конечно, знаю". - "А вот вас не пустили..." - "Да, - говорю, - в очередной раз". Он продолжает: "Мы всё можем, кроме продуктов, тоже стоим в очередях. Но всему остальному можем способствовать. За границу - пожалуйста! Или детей в институт пристроить..." И тут я выдал: "Согласен! - говорю. - Но оформляйте меня в штат! Так надоело быть все время внештатником! Удостоверение, зарплата - и я работаю! Попробую!"
Спустя годы мы встретились с ним на Центральном стадионе, который сейчас "Олимпийский". Поздоровались друг с другом, как давние друзья. Я спросил его, не было ли ему нагоняя от начальства за то, что тогда не справился с заданием. Он говорит: "То, что не смог, так это наша работа. Но скажу откровенно: мое начальство стало вас после этого еще больше уважать"...
Но в покое они меня не оставляли. Кстати, на первый звонок-угрозу "заткнись или замочим" я отреагировал так: тут же позвонил в КГБ и в МВД. В "Конторе глубокого бурения" мне сказали, что доложат об этом начальству, а из МВД приехали через полчаса. Один из приехавших оказался фанатом футбола. Увидев мой футбольный интерьерчик - афиши, аккредитации, книги, сказал: "Я даже не мечтал попасть в дом Дэви Аркадьева!" Проявил сочувствие: "Здесь мы ничего не можем сделать. Это почерк "Конторы". Будьте осторожны!"
Моего младшего сына Вадима избили, когда я уже работал на радио "Свобода". Он учился в ПТУ. Пришел домой в трансе, в шоке, весь в ссадинах. Я не мог у него ничего дознаться, он замкнулся. И лишь спустя несколько месяцев я узнал, что произошло. Один из его друзей, для которых я достал билеты на футбольный матч (билеты тогда были роскошью), открылся мне: "Сказать вам, кто Вадика побил?" - "Кто?" - "Пришли какие-то чужие пацаны, не из нашего ПТУ. Мы ничего не могли сделать. Они ему сказали: "Не вздумай обращаться к своему знаменитому папаше, это тебе не поможет. Его замочат раньше, а потом тебя. Потому что он слишком много вякает на "Свободе".
Ирина Каневская, которая вела "Свободу" в прямом эфире, мне сказала: "Дэви, вы что, идиот? Не понимаете, что вашей семье угрожает опасность? Уезжайте из Киева немедленно!" И мы подали документы на выезд.

"Я БЛАГОДАРЕН СУДЬБЕ"

- В декабре 1996 года Валерий Лобановский вернулся из Африки. И в пресс-центре клуба "Динамо" - его первая пресс-конференция. Собралось не очень много журналистов. Я приготовил камеру, чтобы снимать. И вот он появляется. Великий человек, великий тренер, мэтр - называйте, как угодно, и это действительно так. Он идет по проходу на сцену. Грузный, щеки после мороза розовые. Всем кивает: "Здрасьте! Здрасьте!" Взгляд цепкий. Замечает меня, расплывается в улыбке: "Персонально!" - и протягивает руку. Понимаю: ему приятно, что ради этой встречи я прилетел из Америки.
У нас раньше были с ним доверительные беседы - без камеры, без диктофона, без блокнота. О многом закулисном, что у нас с ним было, я написал в своей первой книге "Два сезона", которая вышла 30 лет назад. Потом я написал для московского издательства "Физкультура и спорт" вторую книгу "Футбол Лобановского". Когда мы беседовали с главным редактором - не стану называть его фамилию, для него большая честь быть упомянутым в связи с именем Лобановского даже в отрицательном смысле - о моей рукописи, он сказал: "Дэви, вы ж понимаете, что Лобановский никакой не тренер. Он просто попал в хорошие деньги. Если бы не Щербицкий, его и близко не было бы в Киеве. Ну не может такая рукопись выйти, вы ж понимаете". - "Нет, - говорю, - не понимаю. Я считаю его тренером, который для отечественного футбола, может быть, сделал больше, чем все другие тренеры, вместе взятые. Слава Б-гу, Лобановский еще есть. И, уверен, он еще нас порадует"...
...Без ложной скромности скажу, что это мне пришла в голову мысль провести прощальный матч Олега Блохина, который в 1989-м собрал 100 тысяч зрителей на "Олимпийском". Мы с ним работали над очередной книгой, и однажды я его спросил: "Как вы представляете свой уход из футбола?" Он сказал: "Наверное, сыграют "Динамо" - 75 и "Динамо" - 86. Выступлю за ту и за другую команды". - "А я представляю иначе, - говорю, - это должен быть праздник личности! На трибунах - отец, мать, близкие вам люди, а на поле - сборная СССР, играя за которую, вы установили сумасшедшие рекорды, и сборная мира, в составе которой вы тоже выходили не раз". У Олега были сомнения: "Кто это разрешит?" - "Это будет бенефис под перестройку!"
Валерий Лобановский изначально не хотел проведения этого матча. Я сразу почувствовал его сопротивление: "Дэви, почему Блохин? А Мунтян, а Веремеев, а Колотов, а другие, которые закончили раньше? Почему мы им не делали такой матч? Это же футбол! Это же команда!" Я сказал: "Я с вами согласен на сто процентов! Но надо же с кого-то начинать! Давайте начнем с Блохина". Лобановский сказал: "Хорошо".
...Лобановский идет, я его сопровождаю. В руках он, как интеллигентный человек, несет три гвоздички. Поднимается на сцену. Аплодисменты не смолкают. Олег стоит и, так сказать, потеет. Лобановский обращается к залу: "Друзья, регламент!" Публика смеется, замолкает. И говорит где-то 10 минут. И знаете, я сейчас слышу это как завещание великого мэтра мирового футбола талантливейшему, как оказывается, не только футболисту, но и тренеру Олегу Блохину.
Я благодарен судьбе за то, что на протяжении многих лет она сводила меня с выдающимися людьми футбола, искусства, с политиками, с простыми работягами. В Америке я провожу вечера для выходцев из Украины, показываю им свои фильмы о киевском "Динамо" - команде, которой, на мой взгляд, нет аналогов во всем мире. И надо видеть лица этих людей! Они становятся светлее, моложе, разглаживаются морщины.
Для старшего поколения самым незабываемым впечатлением в жизни стал знаменитый октябрьский вечер 1961 года, когда киевское "Динамо" впервые стало чемпионом Советского Союза, прервав гегемонию московских клубов. Весь стадион зажег факелы. И мне сегодня они видятся факелами свободы - факелами будущей независимости Украины...

"Бульвар Гордона"
(печатается с сокращениями).

Полоса газеты полностью.
© 1999-2024, ІА «Вікна-Одеса»: 65029, Україна, Одеса, вул. Мечнікова, 30, тел.: +38 (067) 480 37 05, viknaodessa@ukr.net
При копіюванні матеріалів посилання на ІА «Вікна-Одеса» вітається. Відповідальність за недотримання встановлених Законом вимог щодо змісту реклами на сайті несе рекламодавець.