|
 На главную страницу сайта |
Неоднократно пропагандировал банальное, в общем-то, соображение о том, что город состоит из домов и лиц. Если кардинально меняется любая из этих компонент, мы имеем другой город. Поэтому история градостроительства неотделима от судеб людских: домостроителей, домохозяев, дворников, арендаторов — владельцев и посетителей разнообразных заведений, квартиросъемщиков и их гостей. В этом как раз и заключается гуманистический смысл того, что принято называть краеведением. В этом состоит отличие эмоционального по своей природе краеведения от педантичного, бесстрастного академизма, именуемого Историей.
Занимаясь биографией того или иного здания, сооружения, натыкаешься на десятки, а то и сотни имен обитателей "раньшего времени". В их числе бывают любимцы хроникеров, летописцев, литераторов, причем нередко вовсе не позитивные персонажи. История чрезвычайно благосклонна к геростратам, "синим бородам" и разного рода дантесам, поскольку в наших рядах немало любителей паноптикумов и кунсткамер. Так устроен мир. А есть и "люди фона", подобные заднику в живописи. Как принято говорить, "серая масса". На этом-то фоне рельефнее выглядят фигуры нестандартные. И, тем не менее, история — не комикс, складывающийся из одних ярких картинок. А ведь от школьных уроков истории остается именно что впечатление книжки "Раскрась меня".
Судьба одинокого "маленького человека" в историческом контексте нередко дает больше понимания эпохи, нежели объемистые научные монографии. И я испытываю подлинные мгновения счастья, когда промелькнувший в том или ином сюжете второстепенный вроде бы персонаж нежданно обретает черты живого человека, имеющего неоспоримое право на увековечение и даже бессмертие — наравне с великими.
В недавно опубликованной в "Тикве" статье шла речь о предыстории и истории "Пассажа". Перечисляя разнообразные заведения, обосновавшиеся там в начале прошлого столетия, я упомянул и о магазине оптики некоего Л. Корсунского, не подозревая, что давным-давно ушедший в небытие одессит будет поистине воскрешен. В редакцию пришло письмо его внучки, Елены Вайсберг, превосходно воспроизведшей рассказы бабушки и домочадцев об этом вовсе не ординарном человеке.
На рубеже веков Лев Борисович (Лейба Беркович) Корсунский владел в "Пассаже" салоном детских игрушек. "Если идти от Дерибасовской, — пишет Е.И. Вайсберг, — магазин находился в левом его углу". А во втором этаже, над магазинчиком, он снимал квартиру, выход из которой вел в маленький дворик (там, как вы помните, впоследствии находились ремонтные лавочки-мастерские), соединенный с большим торговым залом. Позднее Л.Б. Корсунский с семейством перебрался на Княжескую улицу, о чем Елена Вайсберг писала в очерке "Мой двор", опубликованном в "Тиква"-"Ор Самеах" в 2005 году.
Когда в 1905 году в Одессе разразился катастрофический погром, управляющий "Пассажем" забаррикадировал оба входа, а снаружи еще и караулил городовой, который хорошо знал Корсунских и относился к ним с симпатией. Так что эта беда обошла их стороной. Моя корреспондентка пишет, что когда ее тетя Эмма была малышкой, обаятельного ребенка часто выставляли в витрине магазина игрушек — вместо рекламной куклы. Однажды маленькая красавица удрала из-под опеки няни, самостоятельно разгуливала по Дерибасовской, но тут бдительность проявил упомянутый городовой, доставивший беглянку домой.
Когда началась первая мировая война, Лейба Корсунский, коммерсант основательный, добросовестный, уважаемый, открыл в магазине игрушек большой отдел оптики. В качестве комментария замечу, что подобные же отделы появились тогда и при других торговых заведениях, скажем, в магазине ювелирных изделий и часов Якова Кохрихта, располагавшемся в том же "Пассаже". Это объяснялось, скажем, повышенным спросом на полевые бинокли, причем приобретали их не только офицеры, но и штатские, в том числе дамы — мода, знаете ли, пошла.
Е.И. Вайсберг описывает эпизод с душком, относящийся к этим годам. Как-то в магазин заглянул польский офицер в сопровождении овчарки. Посетитель не разобрался в национальности хозяина: "Дед был светло-русым, с голубыми глазами и внешне на еврея непохожим". Офицер горделиво решил продемонстрировать специфическую выучку своего пса. Указав на владельца магазина, он произнес: "То жид, жид!" — и собака тотчас же рванулась в указанном направлении. Тогда Корсунский велел "дрессировщику" немедленно убираться вон. Офицер смутился и долго извинялся. "Кстати, — продолжает Елена Вайсберг, — когда в начале века дед по своим торговым делам посетил Берлин, он собственными глазами видел у входа в парк плакат: "Евреям и собакам вход воспрещен!".
После установления в Одессе власти советов магазин игрушек и оптики Л.Б. Корсунского, разумеется, реквизировали. Скрепя сердце старику пришлось смириться. Он появился в своем бывшем магазине со слезами на глазах и единственной просьбой вернуть ему находившиеся там, в каком-то ящике, фотографии его детей. Но бравые девчонки в красных косынках только поиздевались над "бывшим": в клочки изорвали драгоценные фотоснимки и швырнули прямо в его седую бороду. Неслыханное унижение сломило старого человека. Он слег и уже никогда не поправился. Умирая, в бреду, словно заклятие, повторял одно и то же: "Верните фотографии моих детей".
Продавец игрушек Лейба Беркович Корсунский похоронен на Втором еврейском кладбище. Так что и могилы его не сохранилось. Все, что осталось, — память внучки. И несколько строчек в старых потрепанных справочниках...
Олег ГУБАРЬ.
