На главную страницу сайта
Полоса газеты полностью.

ХУДОЖНИКИ НЕ УМИРАЮТ


Проходит время, уходят люди, и вместе с ними уходит память о прошлом. А как хочется сохранить хотя бы крупицы прошлого! Такой прекрасной памятью обладала Дина Михайловна Фрумина. Последние восемь лет она дарила мне свою дружбу. Поздними вечерами, когда Дина Михайловна заканчивала свои дела на кухне, мы могли долго беседовать по телефону. Кое-что из этих бесед мне удалось записать. Когда человеку за шестьдесят, он кусает локти от сожаления, что уже некого расспросить о своих корнях... В долгих беседах по телефону у нас нередко заходила речь о наших предках. Теперь о бабушках и дедушках Дины Михайловны я знаю больше, чем о своих...

Родители ее мамы - евреи из Польши. Бабушка Гися жила в Варшаве. Там она вышла замуж за Эммануила Рубина.
Брат Эммануила - Иосиф Рубин - жил на улице Миллионной в городе Ананьев, владел скобяным магазином "Рубин и сын". Был женат на своей двоюродной сестре Гите. У них было трое детей. Младшая дочь Эммануила - Эсфирь (будущая мать Дины) - попала в семью Иосифа, когда ей было лет восемь - девять. Дети Иосифа учились в гимназии, а маленькая Эсфирь, помогая по хозяйству, училась экстерном.
Шли годы. В 1905 году восемнадцатилетняя Эсфирь приехала в Одессу. Во время погрома оказалась на Слободке-Романовке. Там остановили конку, согнали всех евреев, но какие-то люди увели девушку к себе домой и тем самым спасли. После этого Эсфирь уехала к старшей сестре Анне в Либаву (теперь Лиепая). Муж Анны уехал в Америку, и она сама с детьми собиралась к нему. Эсфирь решила ехать с ними. Взяв документы и деньги, она пошла ставить какие-то печати, и на обратном пути ее ограбили. Новые документы надо было ждать полгода. Эсфирь вернулась на это время в Ананьев и тут... встретила своего будущего мужа Михаила Борисовича Фрумина, который работал у немцев-колонистов. В 1910 году они поженились. Первенца назвали в честь отца Эсфири - Эммануилом, он родился 5 октября 1911 года, а через два с половиной года на свет появилась девочка. Назвали ее Диной.
Перед войной отец Дины намеревался построить дом в Ананьеве, на участке Иосифа Рубина, но жена Иосифа была против. Михаил обиделся и увез семью в Свято-Троицкое, где жили его родители.
Дядя Михаила Фрумина, Идабер, хорошо учился игре на скрипке, и, когда пришло время идти в армию*, вместо него в кантонисты пошел младший брат - Борух (Борис; дед Дины Михайловны по отцовской линии). Борис отличился в войне за освобождение Болгарии в 1877 году и получил Георгиевский крест. После демобилизации его порекомендовали помещику Кондратскому на место управляющего "экономией" в местечке Свято-Троицкое.
В 1881 году Кондратский сосватал Борису его будущую жену Раису. Первой родилась Бася (ее отцом был Кондратский), в 1883 году - Михаил, затем Ида, Авраам и Исаак. Судьбы большинства детей - трагические: Авраам погиб в 1918 году во время погрома в Первомайске, Исаак (который стал офицером) был застрелен в 1919-м в Ананьеве, Иду вместе с мужем и двумя дочерьми расстреляли фашисты в Одессе в октябре 1941-го...
Отец Дины Михайловны, Михаил Борисович Фрумин, был ремесленником, художником-самоучкой, делал мебель, клал паркет (по своим рисункам).
В августе 1914-го началась первая мировая. Михаила призвали в действующую армию в первый год войны. Он был тяжело ранен, оставлен своими на поле боя (его сочли мертвым), подобран немцами, помещен в госпиталь. После выздоровления находился в лагере военнопленных, а затем "фрау" приехала выбирать себе работников, и ей порекомендовали Фрумина. В 1918 году он вернулся домой.
Еще в 1914 году в Свято-Троицком Михаил снял флигель во дворе у казачки Агафьи Павловны Иваненко. Своих детей у хозяйки не было. Маленькая Дина была золотистой блондинкой, ее волосы вились кольцами, и хозяйке нравилось причесывать девочку и заплетать ей косы.
Снежной, морозной зимой 1918-го, в январе, через Свято-Троицкое на железнодорожную станцию Любашевка прошли деникинские войска. В доме у Иваненко остановился генерал. Его подчиненные заняли флигель, где жили Дина с матерью. Агафья Павловна выдала Дину за свою дочь.
Солдаты пили и бесчинствовали. Нашли еврея-студента, привязали к его шее веревку и гоняли вокруг дерева в нижнем белье, потом убили.
Солдаты пробыли в местечке только сутки - заночевали, а утром ушли на железнодорожную станцию. Но эти страшные картины четырехлетняя Дина запомнила на всю жизнь...
С возвращением Михаила его родители, жившие в Свято-Троицком, выделили ему и его семье комнату. Бабушка весьма холодно относилась к маме, рассказывала Дина Михайловна, считая ее бесприданницей. В годы революции бабушка пекла хлеб и продавала его, также у них был огород. Бабушка хорошо рисовала, и Дина Михайловна вспоминала печь расписанную цветами, и стену, выкрашенную в красный цвет.
В Свято-Троицком было две синагоги. В "Новой" не успели сделать галерею для женщин, а после революции в ней организовали театр. В 1920-е годы отец Дины рисовал декорации и эскизы костюмов для спектаклей в этом театре.
Дина училась в школе, где преподавали интеллигентные люди, бежавшие от голода в городе, от власти большевиков. Директор школы Василий Петрович Васютинский преподавал математику, всемирную литературу и рисование. Он поощрял рисование Дины. Вскоре вся школа была полна ее рисунками. Дина Михайловна рассказывала, что ей всегда хотелось рисовать. Начала с иллюстраций к прочитанным книжкам. Первыми были поэмы Лермонтова.
У маминого дяди в Ананьеве в гостиной над пианино висела картина "Осень": багровое закатное солнце, высокий горизонт, деревенский двор с листьями от кукурузы и крестьянские дети, мальчик и девочка. Картина большая - полтора на два метра. "Я ложилась животом на ковер, подпирала голову руками и подолгу любовалась картиной", - вспоминала Дина Михайловна.
...Пятнадцатилетней девочкой приезжает Дина в Одессу и поступает учиться в художественную профшколу, где ее первым учителем становится Михаил Константинович Гершенфельд - живописец, график, театральный художник, художественный критик, литератор. Он учился и работал в Германии и Франции, участвовал в выставках парижских "Салонов".
Через три года, после блестящего окончания художественной школы, Дину Фрумину принимают на второй курс графического факультета Одесского художественного института. И снова ей везет с преподавателями: профессор Михаил Иванович Жук, окончивший Краковскую академию изящных искусств; Теофил Борисович Фраерман; Моисей Давидович Муцельмахер (ученик В.А. Фаворского).
В 1934 году, после реорганизации художественных учебных заведений Украины, Одесский институт был превращен в художественное училище, а в Киеве был открыт художественный институт. Сразу переехать в Киев Дина Михайловна не смогла: в 1932 году умер отец, брат Эммануил служил в армии, и оставить мать одну было немыслимо.
После смерти отца начинается борьба за существование - мать чистит овощи на консервном заводе, Дина работает регистратором на джутовой фабрике, а вечером занимается на оставленном дипломном курсе вольнослушателем. Затем работа в "карантинной" лаборатории - писать шрифтом текст о болезнях растений, от хозяйки подпольной фирмы получать заказы на роспись зонтиков, вееров, скатертей, тканей...
В конце 1935 года из армии вернулся брат, и уже через три дня Дина уехала в Киев продолжать учебу. Полгода она учится на третьем подготовительном курсе (преподаватель - С.А. Григорьев), и за отлично исполненную экзаменационную работу ее принимают без конкурса на первый курс в мастерскую художника Ф.Г. Кричевского (учившегося в Москве у В.А. Серова, Л.О. Пастернака, А.Е. Архипова).
Дипломную работу сделать не успела - началась война. Летом 1941-го Дина Михайловна работает на уборке урожая в колхозе в Харьковской области, принимает участие в оборонительных работах на окраине Киева, затем - под Харьковом.
Осенью 1941 года Дина в числе студентов Киевского и Харьковского художественных институтов была эвакуирована в Сталинград, затем - в Саратов и окончательно в ноябре 1941-го - в Самарканд.
Неустроенность, голод были чрезвычайные, невозможно найти картон, бумагу, краски, а писалось легко. В Самарканде в 1942 году она написала и защитила дипломную работу. Руководителем был профессор Московского художественного института С.В. Герасимов.
Дина с увлечением писала этюды Востока, общалась с интересными, талантливыми художниками, которые преподавали в Объединенном художественном институте (Москвы, Ленинграда, Харькова, Киева).
В 1942 году она была принята в Союз художников Узбекистана. На выставку молодых художников в Уфе в 1943-м Дина Михайловна дала 8 своих этюдов.
Весной 1943 года Дина перевезла мать к себе. В октябре вместе с Московским художественным институтом переехала в Москву. Работала на Белорусском вокзале, создавая картины для агитационных вагонов поездов, идущих в сторону фронта. В том же 1943-м за представленные этюды о Самарканде Дину Михайловну приняли в московскую организацию Союза художников, и она получила возможность работать в мозаичной мастерской при строительстве Дворца Советов в Москве.
Разговор о замужестве был для Дины Михайловны "больной темой". По косвенным данным можно было понять, что она вышла замуж году в 1939-м за своего товарища по киевскому институту Мишу Шевченко, который был на курс младше ее. Война их разлучила. Они снова встретились в 1944 году в Киеве, куда Дина приехала в составе бригады художников для копирования древних мозаик. Вместе они вернулись в Москву. В сентябре 1945-го по командировке (фиктивной) Дина Михайловна направилась в Одессу "для сбора необходимого художественного материала, так как без документа попасть в Одессу тогда было невозможно. Я рассчитывала в Одессе добыть разрешение на въезд моей матери, которая не хотела жить в Москве, а муж не мог, так как оказался в войну в оккупированном Киеве. К тому же ему предстояло вернуться в Киев для окончания художественного института", - писала в своих "Воспоминаниях" Д.М. Фрумина. В конце октября в Одессу приехала мама. "Зимой я стала на учет в Союзе художников и получила литерные карточки, по которым давали продукты дешевле, чем на рынке. Расписывала шторы из марли, делала искусственные цветы из гофрированной бумаги, продавая это за гроши".
В июне 1946 года в музее Западного и Восточного искусства состоялась выставка произведений Д.М. Фруминой "Этюды Самарканда". Она совпала с закрытием журналов "Звезда" и "Ленинград" и шельмованием М. Зощенко и А. Ахматовой. В Одессе нашлись критики, которые "навесили ярлык формалиста, импрессиониста и прочую небезопасную в то время чушь", - писала Дина Михайловна. Она не пишет, что в это же время расстается со своим мужем.
По рекомендации двух выдающихся одесских художников, Н.А. Шелюто и А.Б. Постеля, Дину Михайловну приглашают преподавать в Одесском художественном училище, где она проработает двадцать лет - с 1948-го по 1968 год.
Тяжелые годы войны, послевоенный голод привели к тому, что в 1949-м Дина Михайловна заболела туберкулезом. Ей выдали путевку в крымский санаторий. "Любопытно, - запишет Дина Михайловна, - что путевка была в санаторий "Золотой пляж" в Ореанде, который принадлежал КГБ. Так что там я была не только под медицинским наблюдением". Дело в том, что незадолго перед поездкой Дину Михайловну вызывали (по доносу студента) "на улицу Бебеля" из-за откровенного разговора со студентами в училище.
Лечение в санатории растянулось на три месяца. Но, вернувшись в Одессу выздоровевшей, Дина Михайловна привезла десятки этюдов, созданных в Крыму. В салоне Союза художников тогда же, в 1949-м, состоялась ее персональная выставка.
В начале 1950-х годов Дина Михайловна с матерью и сыном переезжают в Сабанский переулок, получив две комнаты в коммунальной квартире на шестом этаже в доме без лифта. Здесь, с балкона, она пишет "пейзажи города, море, парк, даль, свет, воздух".
В своей книге "Воспоминания" она точно характеризует Время, Человека: "Преподавать с каждым годом становилось все труднее. После войны (...) все еще свирепствовала сталинская эпоха, система доносов, допросов, арестов еще не миновала. Бездарных, слабых учеников вербовали в доносчики. Эту миссию они выполняли охотно, получая сносные отметки и диплом. Художником никто из них потом не стал, но название "художник" давало им какие-то возможности занять место, дающее средства к существованию. На этих административных должностях, кроме вреда, от них нечего было ожидать, они выслуживались перед КГБ, становились его чиновниками, продолжая из зависти делать зло".
Непросто в те годы было сохранить совесть, остаться верной себе вопреки эпохе. "Я была однажды приглашена для участия во вступительных экзаменах в училище, - пишет Фрумина. - Директор собрал нас (...) вскрыл конверт и (...) прочитал: "Рабочих - столько-то процентов, колхозников - столько-то процентов, служащих - столько-то процентов, евреев - столько-то процентов". Удивившись, я спросила: "Еврей - это профессия, рабочий - это национальность?"... Директор, будучи шокирован моим вопросом (...) произнес: "(...) это же не я напечатал. Вы видели: я вскрыл запечатанный конверт". "Я в такой игре участия не принимаю!" - встала и ушла из кабинета. Во вступительных экзаменах участия больше не принимала".
За двадцать лет работы в училище она воспитала плеяду талантливых художников, которыми по праву гордится Одесса. Назову некоторых из них: Алексей Гландин, Михаил Ивницкий, Аркадий Кельник, Александр Фрейдин, Лев Межберг, Иосиф Островский, Геннадий Малышев, Леонид Межерицкий, Александр Басанец, Александр Рихтер, Моисей Черешня, Петр Гижа, Станислав Сычев, Давид Беккер, Виктор Жураковский... Ее учениками считали себя даже те, кто в действительности не учился в ее мастерской, но влияние ее ощутили.
Пятьдесят три (!) года у Дины Михайловны не было персональных выставок. Лишь в 2002 году музей Западного и Восточного искусства отвел три зала под ее живопись. Выставка пользовалась большим успехом и была продлена на неделю. Побывав на ней, две галеристки из Парижа предлагали устроить у себя выставку картин Дины Михайловны, но она не решилась. Лишь в последние годы ее жизни в небольшой галерее "Мост" ежегодно проходили ее персональные выставки.
"Все, что я успела, - это результат случайных урывков, украденных у времени и обстоятельств... Не успела, не смогла осуществить то, на что способна", - написала Дина Михайловна в письме к другу.
В этих заметках я не упоминаю о том, как любила Дина Михайловна классическую музыку, как посещала концерты в филармонии и консерватории. Борясь с бытом, занимаясь кухней, она складывала стихи. "Пишу для себя", - отвечала она мне, отказываясь их опубликовать. "Я не боюсь, а стыжусь", - говорила она. Под впечатлением грустной книги воспоминаний вдовы поэта Маркиша она запишет:

Наслушаешься, начитаешься,
И псом бездомным
остается выть,
И все зачем-то маешься
и маешься,
Зачем-то продолжаешь жить.

После выхода "Воспоминаний" (2005 г., Одесса, тираж 100 экземпляров за счет автора), посвященных учебе в художественных учреждениях, студентам и преподавателям, встреченным ею за сорок лет (с 1929-го по 1968 год), она задумала написать еще две книги: "Эвакуация" и "Самарканд". "Эвакуация", как она мне рассказала, была закончена в июле 2005 года. Будем надеяться, что душеприказчик издаст ее. И как жаль, что "Самарканд", о котором она столько рассказывала: о Роберте Фальке, Сергее Герасимове, Лидии Чаге и многих других, - уже никогда не будет прочитан нами. Хотелось, чтобы в Одессе существовал музей Дины Фруминой и ее талантливых учеников. Да и в училище можно было сделать "именной" класс Фруминой, и на доме (Сабанский переулок, 1), где полвека прожила Дина Михайловна, следует повесить мемориальную доску.
Хочу привести завет Дины Михайловны: "Художники не умирают. Они живут в своем наследии, которое мы, неблагодарные, должны научиться хранить на радость тем, кто чувствует и понимает их". (Из ее книги "Воспоминания").
30 июля 2005 года Дина Михайловна скоропостижно скончалась. Похороны состоялись на III Еврейском (Слободском) кладбище в Одессе. Похоронена она в могиле матери рядом с братом.

Александр ЧАЦКИЙ.

* 26 августа 1827 года Николай I подписал указ: "Повелеваем обратить евреев к отправлению рекрутской повинности в натуре". Указ сразу установил повышенную норму призыва для евреев: если у христиан брали в армию по семь рекрутов с тысячи человек раз в два года, то у евреев стали брать по десять рекрутов ежегодно. В отличие от других, их призывали в армию не с восемнадцати, а с двенадцати лет. Совершеннолетних определяли сразу же на действительную службу, а малолетних - с 12-ти до 18 лет - направляли в батальоны и школы кантонистов - для приготовления к военной службе.

Полоса газеты полностью.
© 1999-2024, ІА «Вікна-Одеса»: 65029, Україна, Одеса, вул. Мечнікова, 30, тел.: +38 (067) 480 37 05, viknaodessa@ukr.net
При копіюванні матеріалів посилання на ІА «Вікна-Одеса» вітається. Відповідальність за недотримання встановлених Законом вимог щодо змісту реклами на сайті несе рекламодавець.