Требник троих

За окном вечерело. Ранняя московская весна не давала никаких надежд на скорое тепло. В номере Давида Бурлюка в Романовке — большом многоквартирном доме, что и ныне стоит на углу Тверского бульвара и Малой Бронной, — собрались ниспровергатели основ.

— Маруся, поставь, пожалуйста, чайник, — сказал Бурлюк жене и повернулся к собравшимся.

— Друзья, мы с вами должны дать название нашему новому сборнику, — Давид Давидович поправил монокль в глазу, достал из нагрудного кармана карандаш и положил перед собой рукопись. — Какие будут идеи?

— Так… «Садки судей» уже были, общественному вкусу пощёчины раздали… — проговорил задумчиво Маяковский, шагая из угла в угол. — Может быть, «Зачатье новых вех»?

— А как тебе «Лиловый рыбий глаз»? — спросил Бурлюк.

— Нет, тут нужен вызов. Мы должны бросить название прямо в сальные заспанные лица обывателей! — парировал Маяковский. — Тут должно быть что-то раскатистое, на «р»! Вот такое, например: «Раз! Два! Три!»

— Почему «Раз-два-три»? — спросил удивлённо Бурлюк.

— Потому что нас трое! И все мы — гении! Вот, так и назовём — «Три гения»!

— Почему три? — возразил Бурлюк. А Коля? Он сейчас придёт.

— Потому что четыре гения — это уже слишком, Додичка!

— Друзья, вы так серьёзно к этому относитесь, словно складываете не книжечку футуристических стихов, а какой-то требник, ей-Богу! — сказал вдруг до этого молча сидевший на стуле возле рояля Хлебников. — По-моему, самое лучшее название — «Ликующий солнцезвон».

— Витя, опять ты за своё, — покосился в его сторону Бурлюк.

— Требник, требник… — бормотал себе под нос Маяковский, продолжая ходить по комнате.

— Кстати, староверы говорят не «требник», а «потребник», — продолжил Хлебников.

— Отлично! — воскликнул Маяковский. — Это то, что нужно! Назовём сборник «Непотребник троих»! Так и запиши, Додичка!

Бурлюк занёс над рукописью карандаш, на секунду задумался и начал писать.

— Непотребное какое-то название, — тихо, но твёрдо сказал Хлебников. И, помолчав, продолжил: — Ну раз уж требник… Назовём так — «Хлебник троих»!

Бурлюк замер, оторвал руку от рукописи и изумлённо посмотрел на Хлебникова.

— Это почему ещё «Хлебник троих», Витя? — спросил он. Опять ты за своё?

— Я Велимир! — ответил обиженно Хлебников. И ты сам всем говоришь, что я гений. Мои стихи — первые в сборнике. И «Хлебник троих» — прекрасное название.

— Нет, ну как вам это нравится? — вскипел Маяковский. — Значит, он — гений! А мы тогда кто? Я требую назвать сборник «Маяк троих»! Он будет освещать нам путь в тёмном, я бы даже сказал — мрачном море современной поэзии!

— Ну, друзья, знаете ли… — пробормотал Бурлюк. — Вы, похоже, забыли, кто тут у нас папа. Отец русского футуризма. Сборник будет называться так: «Бурлючник троих».

И он снова начал писать.

— Почему троих? — ехидно спросил Хлебников? — Коля же должен сейчас прийти!

— Точно! — спохватился Бурлюк. Тогда будет «Бурлючник четверых». Нет, даже пятерых — Володя будет делать иллюстрации. И Надя… Так, «Бурлючник шестерых», — и продолжил зачёркивать и писать новые названия.

— Ну, знаете ли, друзья… С таким подходом мы нормального названия не придумаем. Я ухожу играть в карты с Колей Асеевым — он давно меня ждёт. И вообще, я задумал программную трагедию и хочу наконец засесть за её написание.

Маяковский засобирался, одел пальто и шляпу. За ним начал собираться и Хлебников.

— Друзья, подождите. Вы опять спешите уходить — заволновался Бурлюк. — Витя, ты поел? Маруся, дай Вите тёплые носки!

Бурлюк полез в карман, достал оттуда два металлических рубля.

— Друзья, возьмите немного денег. Сейчас так трудно жить. Поэтам — в особенности.

Хлебников небрежно бросил металлический кружок в карман пальто и тряхнул головой, синея шотландскими глазами в темноте прихожей.

— Нет, Маруся, ты только посмотри — у него глаза точно как тёрнеровский пейзаж! — восторженно сказал Бурлюк. — Ну что ж, ладно. Завтра отнесу рукопись в печать — пусть пока набирают, а название мы успеем придумать.

Когда дверь за друзьями закрылась, Бурлюк обнял подошедшую Марусю, и они долго смотрели, как за окном исчезают последние лучи солнца и загораются одно за другим окна в доме напротив.

Минут через двадцать в дверь позвонили. Это был Коля.


2 и 4 декабря 1913 года в театре «Луна-Парк» состоялась премьера трагедии «Владимир Маяковский», главную роль в которой сыграл сам автор.

Алексей Кручёных позднее вспоминал: «Маяковский до того спешно писал пьесу, что даже не успел дать ей название, и в цензуру его рукопись пошла под заголовком: «Владимир Маяковский. Трагедия». Когда выпускалась афиша, то полицмейстер никакого нового названия уже не разрешал, а Маяковский даже обрадовался: «Ну, пусть трагедия так и называется: «Владимир Маяковский».

Со сборником «Требник троих» произошло то же самое — «гилейцы» вскоре приняли активное участие в выпуске третьего сборника «Союза молодёжи», и знакомые Маяковского, издатели Г.Л. Кузьмин и С.Д. Долинский, напечатавшие незадолго до того сборник «Пощечина общественному вкусу», просто выбрали из каракулей на обложке рукописи самое благозвучное название.

Евгений ДЕМЕНОК.
2013 г.