Перикл Ставров. Одесский греческий поэт

Перикл Ставров. 1934 год. Париж. (Фрагмент из коллективной фотографии сотрудников и авторов журнала «Числа»)

Перикл Ставров. 1934 год. Париж. (Фрагмент из коллективной фотографии сотрудников и авторов журнала «Числа»)

Для больших европейских городов Одесса удивительно молода — ей только-только исполнилось 220 лет, но её традиционно называют прародительницей двух современных государств — Греческой Республики и Израиля. Именно из Одессы молодые участники движения «Ховевей-Цион» («Любящие Сион»), основанного врачом и писателем Леоном Пинскером вместе с Мозесом Лилиенблюмом, отправились в Палестину — восстанавливать еврейское государство. Именно в Одессе в 1814 году было основано тайное общество «Филики Этерия», национально-патриотическая организация, деятельность которой привела к свержению османского господства и возрождению греческой независимости.

Но совместная история Греции и Одессы, вернее, той территории, на которой расположена нынешняя Одесса, началась гораздо раньше — уже в VI веке до нашей эры на территории нынешнего города располагались два греческих поселения и гавани — гавань истриан и гавань исиаков. Многочисленные остатки древностей — амфоры, глиняную посуду, якоря, — находят при раскопках в центре города до сих пор. Рядом с Одессой был расположен целый ряд греческих поселений — Тира и Никоний на берегах Днестровского лимана, Исакион на Сухом лимане, Одесс на Тилигульском лимане. В ста километрах, на берегу Буга, располагалась Ольвия, мощнейший греческий полис, граждане которого разгромили полководца Александра Македонского — Зопириона. Так что корни у Одессы греческие.

Иосиф Дерибас со своим отрядом и казаками атамана Головатого и Захара Чепиги завоевали Хаджибей — нынешнюю Одессу, — в ночь с 13 на 14 сентября 1789 года. А уже рано утром Дерибас с боевыми товарищами пили кофе и кипрское вино в кофейне грека Аспориди. На первом своём плане в 1794 году город разделён на два участка — военный и греческий. А первая перепись населения города, сделанная в 1795 году, показала, что в нём живут (кроме военного гарнизона) 2349 жителей обоего пола, кроме дворян и чиновников, среди которых 240 евреев, 224 грека (без учёта греческого дивизиона) и 60 болгар. Именно эти нации сыграли заметную роль в развитии и становлении города.

Одесса быстро стала для греков надёжной гаванью — именно в одесской Свято-Троицкой (греческой) церкви были изначально захоронены останки Константинопольского патриарха Григория V, зверски убитого турками в апреле 1821 года. В храме и вблизи него похоронены греческие архиереи, которые умерли в разное время. В мае 1907 года у восточной стены храма в специальной пристройке был похоронен благотворитель и общественный деятель, один из выдающихся членов греческого общества, почетный гражданин города Одессы, городской голова Григорий Григорьевич Маразли.

В начале XIX века Одесса стала одним из крупнейших культурных центров греческого мира — в городе открылся греческий театр, в 1817 году — греческая школа. Прошли годы, и Одесса подарила миру целую плеяду греческих культурных деятелей. Если говорить о живописи, это в первую очередь один из основателей Товарищества Южнорусских художников и многолетний его председатель Кириак Константинович Костанди — «один из первых русских импрессионистов», как его характеризовал Давид Бурлюк. Несколько лет назад автор статьи установил мемориальную доску легендарному художнику на доме 46 по улице Пастера, в котором он жил.

Помимо Костанди, в Одессе работал целый ряд греческих художников — Александр Стилиануди, Николай Алексомати, Стилиан Василопуло.
Если же говорить о литературе, сразу вспоминаются два великих имени. Это Яннис Психарис и Димитриус Викелас.

Одна из самых известных книг уроженца Одессы Янниса Психариса — «Моё путешествие», — дала огромный толчок молодому литературному движению Греции, использовавшему народный язык — димотику. Психарис создал новую филологическую школу, известную под названием психаризм.

Поэт и переводчик Димитриус Викелас, чья мать была одесситкой, провёл и сам большую часть детства в Одессе. Именно Викелас убедил своего друга Пьера де Кубертена провести первые Олимпийские игры не в Париже, а в Афинах, и сам стал первым президентом Международного Олимпийского комитета. Живя в Париже, Викелас популяризировал Грецию и греческое наследие, а в 1877 году издал брошюру «Школа в деревне», где ратовал за введение в Греции всеобщего обязательного образования.

В начале XX века одесситы создали новое движение в русскоязычной литературе, которое Виктор Шкловский назвал «Юго-Западом». Эти имена знакомы всем: Исаак Бабель и Эдуард Багрицкий, Юрий Олеша и Валентин Катаев, Илья Ильф и Евгений Петров. Был в этой группе и поэт Перикл Ставров — Перикл Ставрович Ставропуло, грек по национальности, одессит по месту рождения.

Имя это было почти забыто в советский период — что не удивительно, ведь Перикл Ставров был эмигрантом. Пережив все ужасы гражданской войны, бесконечной смены властей, а затем — военного коммунизма с его голодом и нищетой, он смог, будучи гражданином Греции, в 1926 году вырваться из Советской России. Поэт Юрий Терапиано, близко знавший Ставрова по Парижу, писал в своих воспоминаниях о нём:

«Тогдашняя одесская литературная группа «молодых», к которым примкнул Ставров, включала несколько человек, имена которых теперь известны и в Советской России, и в зарубежье: Бабель, В. Катаев, Олеша, Ильф и Петров, , поэты Эдуард Багрицкий и Вера Инбер. В воспоминаниях, напечатанных в «Новом русском слове» несколько лет тому назад, Ставров дал живое изображение литературной и художественной атмосферы тех лет. Ставров не захотел, по примеру многих своих коллег, остаться советским писателем и выехал за границу — «в своё отечество, в Грецию». Но, как сам он потом рассказывал, «в своей стране», то есть в Греции, в Афинах, Ставрова с женой все считали «русскими», да и сами они себя хорошо чувствовали только среди русских эмигрантов. Подобно тысячам таких же «русских иностранцев», живших на юге, большей частью родившихся в России и получивших русское воспитание и образование, Ставров до конца остался верен русской культурной традиции, долгое время живя за границей, думал и писал по-русски». Позже, уже живя в Париже, он начал писать по-французски, но — вернёмся к самому началу.

Перикл Ставрович Ставропуло родился в Одессе в 1895 году. Окончил гимназию и в 1918 году, ещё до прихода большевиков, юридический факультет Новороссийского университета. За год до окончания университета начал литературную деятельность — писал стихи, многие из которых опубликованы в одесском журнале «Бомба», писал скетчи для театра миниатюр. Подражание Маяковскому тогда было очень заметно — друг Багрицкого Пётр Сторицын даже опубликовал в той же «Бомбе» пародию на него:

«Читайте:
С.Т.А. — Ста-вропуло.
А я не таковский:
Вы одного, господа, не знаете:
Пишется — Ставропуло,
А читается — Маяковский».

Прав ли был Сторицын? Судите сами — вот отрывок из одного из ранних стихотворений Перикла Ставропуло, «В кинематографе»:

«Все поцелуи и вздохи — луны!
Довольно затрёпанной луны,
Довольно потасканных аллеек
И пошленького трепыханья ветра,
Когда — за восемьдесят копеек —
Четыре тысячи метров.
Вы! В грязной панамке!
Серый слизняк,
Сюсюкающий над зализанной самкой,
Подтянитесь и сядьте ровнее!
Сегодня вы — граф де Реньяк,
Приехавший из Новой Гвинеи,
Чтобы похитить два миллиона
из Международного банка.
А ваша соседка с изжёванным лицом,
Дегенератка со склонностью к истерике,
Уезжает с очаровательным подлецом
В какую-нибудь блистательную Америку!»

Прошли годы, и Перикл Ставропуло сменил стиль. Он увлекся Тютчевым и Иннокентием Анненским. В Париже, куда поэт перебрался из Афин (через Болгарию и Югославию), он издал два сборника стихов — уже под псевдонимом Ставров: «Без последствий» (1933) и «Ночью» (1937). Печатался в журналах и альманахах «Числа», «Круг», «Грани», «Современные записки», «Новоселье», «Русские записки». Перикл Ставров стоял близко к «парижской ноте», что не удивительно, учитывая среду его общения; но полностью поэтом «ноты» не стал. После выхода первого сборника Ставров вошёл в круг парижского «младшего литературного поколения», стал участником «воскресений» у Мережковского и «Зелёной лампы», участвовал в литературных вечерах. Вдохновитель «парижской ноты» Георгий Адамович писал о стихах Ставрова, что они «доходят до ума и сердца, как нечто творчески напряжённое и несомненное».

«Поворачивай дни покороче,
Веселее по осени стынь,
Ведь в холодные, ясные ночи
Выше звезды и горше полынь.

Если ходу осталось немного,
Если холодом вечер омыт –
Веселей и стеклянней дорога,
Как струна, под ногами звенит.

Не спеша в отдаленьи собачий
Вырастает и мечется вой,
И размах беспечальней бродячий
Под высокой, пустой синевой.

Всё прошло, развалилось, опало
В светлой сырости осени злой,
И взлетает последняя жалость
Легче крыльев за бедной спиной».

«Ещё во время оккупации Ставров начал писать прозу — рассказы, которые с 45 г. он печатал в «Новом русском слове» и других изданиях, а также поместил во французских журналах ряд своих, им самим переведенных, рассказов, продолжая работу и переводчика, так, например, в первые годы после освобождения Ставров поместил в различных французских изданиях ряд рассказов И. Бунина», — пищет Юрий Терапиано. «В последние годы Ставров напечатал в «Новом русском слове» и других изданиях ряд статей по вопросам искусства и практических отзывов, готовил к печати книгу своих рассказов и принимал — до последних месяцев своей болезни — деятельное участие в литературной жизни русского Парижа». С Буниным Ставров познакомился ещё в Одессе, в 1918 году. В «Новом русском слове» в 40-х и 50-х годах опубликован ряд очерков Ставрова об одесских и парижских друзьях и знакомых — Юрии Олеше, Эдуарде Багрицком, Николае Бердяеве, Борисе Вильде.

В тридцатые годы вместе с молодым французским писателем Рене Блеком Перикл Ставров открыл в самом центре Латинского квартала небольшую книжную лавку «Под лампой», где ежедневно собирались русские и французские литераторы. Однажды там появились Илья Ильф и Евгений Петров — одесситы пришли проведать своего знакомого. Было это в 1934 году, Ставров как раз переводил тогда оба их романа на французский — совместно с аргентинским писателем Виктором Ллона. Именно тогда Ставров подарил Ильфу первый свой сборник стихотворений, благодаря чему почти через семьдесят лет, в 2003 году, появилась на свет единственная на сегодня книга стихов и прозы Перикла Ставрова «На взмахе крыла», вышедшая в Одессе. Дело было так — Александра Ильинична Ильф показала подаренный её отцу сборник одесскому журналисту и культурологу Евгению Михайловичу Голубовскому, он нашёл ряд ранних стихов Ставрова — тогда ещё Ставропуло, — в одесских газетах, а второй сборник и прозу разыскал по просьбе Голубовского живущий в Париже поэт и журналист Виталий Амурский.

В 1939-м, в год начала войны, Перикл Ставров был избран председателем Объединения русских писателей и поэтов во Франции. Несмотря на то, что немецкими властями были закрыты все русские общественные организации, Объединение, так же, как и Союз писателей и журналистов, продолжало свою деятельность негласно, а квартира Ставрова была местом тайных встреч литераторов. После освобождения Франции, в 1945-м, Перикл Ставров совместно с С.Маковским начал издавать литературный журнал «Встречи», который, увы, просуществовал недолго — вечные проблемы с финансированием. В последние годы Перикл Ставров писал и публиковал статьи об искусстве и готовил к печати книгу своих рассказов — она так и не увидела свет. Перикл Ставрович Ставров умер в Париже в 1955 году. До последних месяцев своей болезни он принимал активное участие в литературной жизни «русского» Парижа.

Евгений Евтушенко в своей антологии «Десять веков русской поэзии» написал о Перикле Ставрове такие строки:

«Он негласно считался третьестепенным поэтом, и невнимание к нему критиков и читателей происходило от их тогдашней избалованности разнообразием талантов в литературе эмиграции. А между тем стабильная третьестепенность в русской поэзии — это степень весьма и весьма почетная. Я и сам незаслуженно упустил его стихи в «Строфах века».

Перечитайте хотя бы первую и последнюю строфы из стихотворения «Поворачивай дни покороче…». А как тонко сказано: «…Немного стен, немного сада…» Такое на дороге не валяется.

Ставров принадлежит к тем, кто забытости не заслуживает. Нельзя отдавать «пожирающему рассвету» ни одного не заслуживающего этого человека».

Сегодня мы вновь вспоминаем Перикла Ставрова, перечитываем его стихи — и стихи о нём.

Всё на местах. И ничего не надо.
Дождя недавнего прохлада,
Немного стен, немного сада...

Но дрогнет сонная струна
В затишье обморочно-сонном,
Но дрогнет, поплывет — в огромном,
Неутолимом и бездонном…

И хоть бы раз в минуту ту,
Раскрыв глаза, хватая пустоту,
Не позабыть, не растеряться,
Остановить,
И говорить, и задыхаться

Всё ровнее, быстрей и нежней,
Всё прилежней колеса стучали.
В голубом замираньи полей
Запах дыма и скрежет стали.

В серебро уходящая мгла,
Лошадей и людей вереницы,
Брызги влаги на взмахе крыла,
Хриплый окрик разбуженной птицы.

Эта белая даль — не снежна,
Эти тени дорог — не бескрайны,
Оттого эта тайна нежна,
Что осталась, как тени, случайной.

Только музыка всё слышней,
Только небо светлее и ближе
В голубом замираньи полей
На разъезде путей, под Парижем.

*****

Утро рассветною пылью туманится
В розовом облаке перистых чаяний,
День начинают святые и пьяницы
Для ожиданий, намеков, раскаяний.
…Как на беду ничего не случается.
Жить очень хочется. Жизнь продолжается.

*****

Перикл

Поймем — пусть позже или раньше:
не так уж свет всепожирающ.
И правды в этой строчке нет:
«всепожирающий рассвет».

Быть с именем Перикл — из позабытых?
Ну как он угодил — Перикл Ставров —
среди других, забвением убитых,
в заваленный безвестнейшими ров?

Забвение спасительным бывает.
Во времена террора и войны
он выводил в Одессе на бульвары
и тросточку, и в клеточку штаны.

Его Одесса-мама так любила,
на этой маме он себя женил.
Его ЧК случайно позабыла
и выпустила в Грецию живым.

Когда войны кровавая парилка
осталась за спиной, то, жив-здоров,
вмиг распериклив принципы Перикла,
забытость славе предпочел Ставров.

Кто скажет — были это только враки,
ходившие в Париже столько лет,
что был герой Багрицкого, Ставраки,
контрабандист рисковый, — его дед?

Его праматерь-Греция не грела,
Но, не нося ни маску, ни парик,
от виселицы спасся, от расстрела
наш русский осмотрительный Перикл.

Был как поэт он лишь третьестепенен.
Но если на Руси, где Пушкин есть,
второстепенен даже и Есенин,
третьестепенность — это тоже честь.

Евгений Евтушенко

Евгений ДЕМЕНОК.
2015 г.

(Перевод этой статьи на греческий язык опубликован тут.)